Волосников видимо ждал подобного вопроса с моей стороны. Он, откинувшись в кресле, легонько пощипывал свои брови. Услышав мой вопрос, он не спеша закурил и, развязав тесемку на папке, которая лежала у него на столе. Сказал:
- В лагерь вы больше не вернетесь, Михаил Аркадьевич. Вы попали туда случайно.
Затем неспешно извлек из папки какую-то бумагу и протянул мне.
- Это метрика. Копия, разумеется. Свидетельство о вашем рождении.
Я принял бумагу и начал читать. В ней я значился как Рабер Михаил Аркадьевич, урожденный города Одесса, 1906 года рождения. Родители: отец - Рабер Аркадий Соломонович…
Прочитав метрику до конца, я ничем не выдал себя и поднял голову. А Волосников протянул мне анкету:
- Все это настоящее, - заметил он.
Я с трепетом развернул страницы анкеты и с удивлением увидел свою фотографию и “мои” анкетные данные. Нет. Не женат. Не состоит. Образование - 4 класса начальной, церковно-приходской школы. Национальность - еврей. В этой анкете, как в метрике, тоже стоял 1906 год рождения, а у меня год рождения - 1968. Все остальные данные тоже не имели с моими никакого сходства. Единственное, что с этим, неизвестным мне Рабером объединяло - это одинаковый возраст, 43 года, и невероятная схожесть фотографии.
Заметив недоверчивую улыбку на моем лице, Волосников протянул мне несколько отпечатанных на машинке листов с текстом, прибавив:
- Ознакомьтесь. Это ваша биография. Пожалуйста, прочтите. Не спешите…
И я с интересом углубился в чтение. Не могу ручаться, что мой пересказ точен, как официальный язык канцелярии, но основные моменты выглядели так:
“Вор-карманник высшей квалификации. Воровское прозвище “Фокусник”. В 1924 году был впервые осужден за кражу. Отсидел в тюрьме год. В 1926 году был осужден повторно по статье … - кража. Получил полгода. Бежал. Пойман, осужден на год за нарушение режима. В 1928 году осужден за вооруженный грабеж. Получил три года строгого режима, как неисправимый преступник. Второй побег. Наказание отбывал на Беломорско-балтийском канале. Вышел из тюрьмы в 1933 году по амнистии, отсидев в общей сложности, пять лет. Получил белый билет, освобождающий от службы в армии. В этом же году судим за разбойное нападение на инкассатора. Как вор-рецидивист, имеющий отягощающие обстоятельства, за покушение на государственное имущество был осужден на восемь лет. Отбывал наказание в БамЛаге. В 1939 году был досрочно выпущен на свободу как активист и ударник стройки. В 1940 году был осужден в пятый раз за серию квартирных краж в Ленинграде, судим и направлен в ГУЛаг под Воркутой. В Воркутинском лагере стал центровым. В июне 1947 года освобожден по актировке. Активный участник крупнейшей сходки воров в Москве, состоявшейся в Сокольниках. 23 декабря 1948 года был убит в одном из городков Читинской области в перестрелке с сотрудниками уголовного розыска при неудачной попытке ограбления сберкассы”.
Я, прочитав биографию “своего тернистого жизненного бандитского пути” продолжал некоторое время тупо смотреть на бумаги. В моем представлении возник образ матерого небритого уголовника, с наклеенным на щеке крест на крест пластырем, сверкающего массой наколок и с папиросой в уголку рта. Меня передернуло. Наконец, я вернул их майору Волосникову, спросил:
- И это все сделал я?
- Именно так, - без всякой улыбки сухо произнес Волосников.
- Но тут же черном по белому написано, что Рабер погиб? - заметил я.
- Нет, - Волосников изучал мою реакцию. - Не погиб. Он был тяжело контужен, но выжил. И находится перед мной…
- Но это действительно не я, - я не выдержав, попытался возражать. - Это какая-то ошибка!
- Не уверен, что это ошибка, - майор Волосников сложил на столе пальцы в замок. - Вы страдаете тяжелой формой амнезии и поэтому ничего не помните. Моя задача - помочь вам вспомнить свое прошлое.
- Но я не преступник! - не выдержал я. - А этот человек, судя по характеристике, матерый зэка.
- Так и есть, - подтвердил майор Волосников. - Вы обязательно должны вспомнить, чем занимался этот матерый зэка. Ведь вы и он - одно и то же лицо, Рабер!
- Не знаю, - я был совершенно ошарашен свалившейся на меня информацией.
- Впрочем, - заметил Волосников, - если у вас нет желания вспоминать свое прошлое, то я ничем больше не могу вам помочь. Вы вернетесь в лагерь досиживать свой срок. Третьего пути у вас просто нет. Кстати, вам известно, какую руду начинают добывать в Борлаге?
- Известно. Полоний, - брякнул я.
Волосников взглянул на меня с нескрываемым уважением. Это была важнейшая государственная тайна СССР, стратегического характера, которая не подлежала разглашению.
- Верно, радиоактивный полоний для создания атомной бомбы, - тихо сказал Волосников. - Зека, попавшие в этот лагерь никогда не выйдут оттуда. Если бы вы побыли еще полгода в Борлаге, то были бы мертвы. Вы это понимаете?
- Конечно, - вздохнул я. Волосников был, бесспорно, прав. Мне навесили срок на малую катушку, отправили в лагерь, где происходит добыча элементов уранового ряда. По-любому, я никогда бы не вышел на свободу живым…
- Вышестоящее командование настаивает, товарищ Рабер, что бы вы вспомнили, что с вами произошло, и обязательно продолжили свою работу. Что вы думаете об этом предложении?
- Мою работу? - я еще не понимал о чем речь.
- Службу, товарищ Рабер.
“Товарищ”, - подумал я. - “Неплохое начало”.
Что я тогда над этим думал? Как будто у меня был богатый выбор! Вернуться в урановые рудники или играть роль уголовника Рабера? Лучше сотрудничать с МГБ. Я уверен, что любой человек на моем месте согласится на второе и не примет первого. Никто же не хочет медленно гнить заживо в шахте, махая кайлом и умереть от тяжелой формы рака от радиации! А жить хочет каждая скотина.
- Я могу немного подумать? - на всякий случай спросил я.
- Времени нет! Решать нужно немедленно, - жестко произнес Волосников.
- Да! - произнес я.
- Вы принимаете положительное решение под давлением или добровольно?
- По пути наименьшего зла, - туманно ответил я.
- Значит, мы поняли друг друга! Рад, что вы приняли правильное решение, - обрадовался Волосников. - Вы обязаны подписать эти бумаги, товарищ Рабер.
Я подписал уйму бумаг о неразглашении, затем еще несколько документов. Все это было не в одном экземпляре, а в трех-четырех. Везде я, пробежав глазами текст, вписывал свою фамилию и дату, затем расписывался.
И с этими формальностями было покончено, он протянул мне удостоверение:
- Ознакомьтесь!
Я принял удостоверение, раскрыл его и… застыл: это было удостоверение, выписанное на имя подполковника МГБ Рабера Михаила Аркадьевича.
- Это что, тоже я? - мое удивление росло как на дрожжах.
- Это тоже вы! - Волосников не удержался и торжественно провозгласил: - С возвращением на службу, товарищ подполковник Государственной Безопасности!
Новости падали на меня одна за другой, а услышав последнюю и лично убедившись, что майор Волосников не шутит, перестал вообще чему-либо удивляться. В лагере я уже видел, что зэка, желающие получить легкую работу готовы были назваться кем угодно. Выкрикивает разводящий: горные инженеры есть? И сразу десяток на его слова откликается, у девяти из которых нет даже полной десятилетки. Я хорошо усвоил уроки лагеря. Назвали меня подполковником Рабером - ладно, побуду подполковником. Зачем отказываться? Надо мной не капает и ладно.
Но видимо майор Волосников был другого мнения на этот счет. Он сразу предупредил меня:
- Подумайте над тем, что я скажу вам сейчас. Хотя в результате контузии вы и потеряли память, но постарайтесь прислушаться к моим словам. Я понимаю, что вы мне можете не верить, но постарайтесь логично сопоставить имеющиеся факты вашего положения. Вы сотрудник контрразведки СССР. Вас при этом почти все знают как вора-рецидивиста Рабера. Учтите, с этого дня вас больше не будут конвоировать, поэтому уйти вы сможете в любой момент. Но не советую совершать побег. Спрятаться на территории СССР вы не сможете. Перейти границу тоже. Вы слишком известны. Вас будут искать не только сотрудники МГБ, милиция, но и воры. Они найдут вас где угодно.