- Присаживайся, Наум, - сказала Клавдия, снимая с головы платок. - Я сейчас воды согрею, чаю вместе попьем. Только детей проверю.
Я расположился за столом. Клавдия суетилась на кухне, попутно рассказывая мне про свое житье. Ее история была типична для того сурового времени. Муж погиб на фронте еще в сорок втором, на руках остались двое малолетних детей. Живет она со свекровью. Работает на Читинском пивоваренном заводе, который в этом году только запустили, зарплату получает в семьсот рублей. Живет она как все, перебиваясь от зарплаты к зарплате. Но в долги не влезает.
В течение ее рассказа во мне стала снова закипать какая-то глухая обида. Сравнивая ее серую, невзрачную, я вспоминал о том, как лощено, выглядит ворующий завсклад Жобин, с которым я играл сегодня в карты. Он проиграл мне двадцать пять тысяч рублей. Больше половины стоимости легкового автомобиля! И проиграл, наверное, не последнее. А ведь Клавдии было всего двадцать девять лет, хотя в своих одеждах она выглядела много старше. Почему? За что, она заслужила эту безрадостную жизнь, в которой не увидит ничего кроме каторжной работы, воспитания детей и этого старого дома? Солнце для нее всегда спрятано за тяжелыми облаками.
Работа убивала людей, простых тружеников. Во время войны люди, выбиваясь из сил, работали по двенадцать часов в сутки. Почти также как в ИТЛ, с единственной разницей, что их не конвоировали и жили они немного лучше. Но и они были под постоянным надзором и наблюдением, от которого было почти невозможно избавиться.
- Клавдия, - немного времени спустя я задал вопрос, который меня интересовал. - Ты знаешь налетчиков, тех которые напали на тебя?
- Да кто их не знает? Филька Рябой да Валька! Оба жулика, оба недавно из тюрьмы вышли. Они тут промышляют себе на водку, всех обирают. А я тут с ночной смены возвращалась…
- И что, никто не жалуется?
Клавдия посмотрела на меня широко раскрытыми глазами. В глазах застыл страх и недоумение. Только сейчас я заметил, что они у нее серые. Она смотрела на меня, и я получил возможность получше рассмотреть ее. Не писаная красавица-модель со страницы рекламного журнала, над которой трудились десятки визажистов и ретушеров, но очень симпатичная женщина. Симпатична именно своей первобытной красотой, без всяких следов косметики. Яркими красками жизни… И привораживала она не только лицом. Клавдия мне определенно понравилась как женщина. Даже под неказистой одежной я как каждый настоящий мужчина сумел разглядеть то, что было скрыто от чужих глаз.
- Кто же на них пожалуется? Им двойку лет тюрьмы дадут, потом они вернуться и… - она не договорила.
- Накажут, - закончил я ее незаконченную фразу.
- Вот и я о чем говорю. Каждый за свою жизнь опасается. А тебе, Наум, вот тебе мой совет: с Филькой и Валькой лучше больше не встречайся.
- Я с ними точно больше не увижусь, - пообещал я. - Но про сегодняшнее никому не говори. И то, что меня видела, тоже молчи. Опасно это.
- Да кто же про это рассказывает? - удивилась она и спросила: - Ты боксер? Как ловко Фильку уложил! Ты смелый!
- Было дело, выступал за спортивное общество Спартак, - солгал я, отмечая, что Клавдия не поняла, что на ее глазах произошло двойное убийство. Я поздравил себя за быстроту, оперативность и профессионализм.
Чай я пил без сахара, хотя Клавдия поставила предо мной сахарницу и хлеб с салом. Но я ничего этого не заметил, сделал вид, что не хочу ничего. На самом деле не захотел отбирать у нее и ее детей с трудом добытую пайку. Неловко было. Не смог.
Клавдия огорчилась, наверное, подумала, что я побрезговал угощением. Но собираясь домой я вытащил из кармана толстую пачку денег, отложил себе на расходы тысяч семь, а остальные положил на стол. Примерно двадцать тысяч.
- За гостеприимство!
Клавдия переводила взгляд с пачки денег на мое лицо и обратно:
- За что? Нет! Я не возьму! - запротестовала она. - Я за год столько не зарабатываю!
- Тебе нужнее, - возразил я. - Детей одной поднимать приходиться. А обо мне не беспокойся. У меня работа хорошая, денежная, а много ли мне одному надо?
- Ты одинокий? - она не знала, как об этом спросить, боясь коснуться больного места. - А семья где?
- Нет у меня никого. Ни семьи, ни родных. Один я остался.
Она не стала задавать больше никаких вопросов. Ей было хорошо известно, какое страшное горе принесла людям недавно закончившаяся война.
Я спросил ее:
- Я приду в гости, дня через два. Пустишь?
- Да с большой радостью! Приходи, конечно.
- Тогда, до встречи, Клава.
Она проводила меня до калитки. Уходя от нее, я думал, как трудно человеку жить под тройной легендой. На душе скребли кошки.
08 июня 1949 года. 08 часов 13 минут по местному времени.
Юго-восточная окраина города Читы.
***
Я вышел от Клавдии и направился к себе домой. Пешком. Сейчас я остро чувствовал отсутствие моей машины, к которой я уже успел привыкнуть в своем времени. Проходя мимо места, где я встретился в поединке с бандитами, я невольно напрягся. Там уже вовсю копошились мусора, трупы бандитов грузили в машину. Я прошел мимо, но успел услышать, как какая-то женщина объясняла:
- Это известно кто: Филька и Валька, бандиты здешние… Не видела я кто их убил…
Не видела она, ну и хорошо! Я еще раз похвалил себя за то, что сработал чисто. Но, не пройдя и десяти шагов, вдруг услышал за спиной:
- Гражданин, можно вас на минутку?
Кроме меня на улице других прохожих не было. Я понял, что обращаются именно ко мне. Поэтому, замедлив шаг, я обернулся. Ко мне приближался уже мне знакомый старший лейтенант милиции Соколов. Рассмотрев меня, он не очень-то удивился, и, подойдя вплотную, спросил:
- Что здесь делаешь в такую рань?
- От шмары топаю, - отозвался я не любезно. - Это, гражданин начальник, нарушением закона не является.
- Ты вроде как будто женат? - недовольно спросил Соколов.
- Ну, так что же? Моя супружница после лагеря совсем плохая, - быстро сориентировался я. - У нее от тяжелых работ женский орган выпадает… А мне лысого гонять[6] не в кайф[7]. В лагере уже надоело на сеансах[8].
- Понятно, понятно, - Соколов принял мои объяснения без лишних вопросов, они звучали вполне правдоподобно. - Знаешь этих убитых?
Я отрицательно покачал головой:
- Не знаю и знать не желаю. Не могу я их знать. В Чите я всего четверо суток. Раньше здесь никогда не жил. С бандитами не общаюсь. Завязал я, гражданин начальник…
Соколов несколько секунд смотрел на меня. Потом видимо решил, что такой бытовик как я, проворовавшийся бухгалтер-чистоплюй, вряд ли смог бы справиться с двумя отпетыми уголовниками, махнул рукой.
- Ладно, иди, Наум Исаакович, - отпустил меня Соколов.
Ты смотри-ка! Запомнил, как меня зовут. Я, молча, кивнул и пошел своей дорогой. Я, петляя по улицам, подошел к своему дому и, собираясь, было войти в подъезд, непроизвольно посмотрел по сторонам. В некотором удалении я заметил идущего мужчину в пиджаке и кепке. Галифе, сапоги. Ничего особенного, обычный прохожий. Обычный ли? Я остановился, полез в карман за папиросами. Изображая из себя человека, который решил покурить на свежем воздухе, я чиркнул спичкой и, прикуривая, успел бросить незаметный взгляд на проходящего мимо человека, который заинтересовал меня. У меня не осталось сомнения, что я его уже где-то видел раньше. Но где?
Чита городок не маленький. Более ста тридцати восьми тысяч постоянного населения. Плюс учащихся лесотехнического техникума, горного техникума и техникума электрификации и механизации сельского хозяйства. Если к ним прибавить приезжающих, командированных, военных и японских военнопленных, то это число населения Читы возрастает на несколько тысяч.А еще до 1949 года в Чите работало консульство Китайской Республики.
Где я видел его? Он вполне мог жить в соседнем доме. Я мог видеть его на толкучке. Может быть. Но если предположить другой вариант: за мной установлена слежка. Возможно. Но тогда кто приказал установить ее? Майор Волосников? Не могу его сбросить со счетов. Но против этого есть одно небольшое “но”. Наблюдение, если таковое ведется за мной, должно состоять минимум из трех различных людей. А тут всего один. Может это милиция? Но зачем им нужен бухгалтер-вор, только что освободившийся из мест лишения свободы? Сомнительно, что я им интересен. Братья-бандиты? Нет, маловероятно. Я не при делах, а банда, с которой Рабер был плотно завязан, полностью уничтожена. Блатные, если бы они проявили ко мне интерес, не стали бы ходить за мной по пятам, а просто нашли меня сами. В притоне у Валентины никто не намекнул мне на то, что мной интересуются. Значит, это не блатные.