- Отойдемте в сторонку, Наум Исаакович! Прогуляемся немного, - предложил мне Москаленко.
Жобин остался стоять, пританцовывая на месте. Никогда всемогущий полковник ГБ не удостаивал заведующего складом разговорами на приватные темы, но тут сам предложил разговор никому не известному проходимцу Штерну. Этот интерес полковника к новому бухгалтеру неприятно уколол самолюбие Жобина.
Мы отошли с Москаленко достаточно далеко, что бы быть уверенным в том, что нас никто не услышит.
У нас с Москаленко в общении изначально сложились такие служебные отношения, что мы никак не могли испытывать друг к другу дружеские чувства. Периферийное начальство всегда смотрело на представителей Центрального аппарата с некоторой завистью.
Полковник Москаленко был начальником УМГБ в Читинской области. Я был подполковник, но из Центрального аппарата. По своему статусу сотрудника 4-го Управления ГБ я мог заниматься абсолютно любым делом, что давало мне все преимущества. Любое уголовное дело я мог по своему желанию передать Москве или использовать для розыска и следствия местные органы безопасности. А мое личное знакомство с Лаврентием Павловичем, о чем Москаленко было известно, вообще ставило меня в ранг неприкасаемых любимчиков грозного Берия, занимавшего в те годы пост Председателя Совета Министров СССР.
Поэтому для Москаленко было очень важно не испортить отношения со мной, но оставаться на нейтральных позициях. Но и с моей стороны я не видел никаких причин наживать себе врага. У меня не было оснований для этого. Москаленко нельзя было назвать неисполнительным офицером. Он не имел взысканий, имел хорошие показатели в работе управленца. И еще я не забывал то, что я здесь человек случайный, чужой, так сказать.
- Здравствуйте, Михаил Аркадьевич! - сказал Москаленко, повернувшись ко мне. - Вы действительно уже полностью здоровы и память вернулась к вам?
- Добрый вечер, Валентин Иванович! - ответил я. - Да, могу с уверенностью вас информировать, что память полностью ко мне возвратилась, и я снова занялся своими прямыми служебными обязанностями.
- Сложная у вас работа, хм! А знаете, товарищ подполковник, что майор Волосников убыл в Москву по личному вызову товарища Берия? И его отъезд связан напрямую с вами.
- Я догадывался, - произнес я. И, посмотрев в глаза Москаленко, произнес:
- Я хотел бы поговорить с вами, Валентин Иванович, о другом. Об этом складе. О том безобразии, которое здесь твориться. О хищениях и растратах сотен тысяч народных рублей. О разграблении стратегического оборонного объекта СССР, контроль за которым поставлены осуществлять вы, товарищ полковник!
Москаленко бросил быстрый взгляд на свою эмку. Я проследил его взгляд и поспешил успокоить:
- Не о вас лично речь, Валентин Иванович. Я не орган партийного контроля. То, что вы взяли для личного пользования - капля в море. Разве из-за такой мелочи стал бы я злоупотреблять вашим временем? Я этого бы просто не заметил. Нет, все много серьезнее.
- Объясните, пожалуйста, - попросил Москаленко, несколько успокоившись, что я закрываю глаза на цель его приезда.
- Эти склады разворовываются по-черному. Вы не можете объяснить себе, как я попал сюда и для чего? Исключительно для проверки, но не для того, что бы навредить вам. Мы оба офицеры, как-никак и я это помню!
Москаленко выслушал мой короткий рассказ, причем его лицо все больше мрачнело по мере того, как он узнавал все новые и новые факты о том, как стратегические продукты исчезают в неизвестном направлении целыми машинами.
- Я приму это к сведению, товарищ подполковник, - сказал Москаленко и поправил фуражку. Все, что он услышал, его не обрадовало. - Только хочу вас спросить, все действительно так плохо? Консервы, насколько мне известно, имеют сроки годности, и они подлежат списанию.
- Разумеется! - согласился я. - Но большинство консервов на складе имеют срок годности, который истекает в 1953 году. Я смотрел и проверил. Раньше времени списать их просто невозможно. Но если в актах указать другой срок истечения их годности, более ранний, то в результате перестановки на бумаге всего двух цифр становится возможным покрыть любую, самую жуткую недостачу, а точнее злостные хищения.
- Согласен с вами, - признался Москаленко. И добавил: - Я это и сам понимаю. Наша беда, Михаил Аркадьевич в том, что это государственные специальные склады и передавать с них продукты, у которых истек срок годности для нужд населения, мы не имеем права. Таков приказ. И отменить его ни я, не вы и никто другой не в состоянии. Это - стратегический запас. Благодаря отсутствию передаточного движения продтоваров и происходит подобное воровство через списание.
Увы, к сожалению, действительно такой жесткий приказ был. Продукты держали на складах до последнего. Сколько миллионов тон хлеба сгнило на государственных складах, одному богу известно[3]. Сколько продуктов пришло в полную негодность, когда в стране было много полуголодных. Что можно противопоставить этому?
- Во многом, вы конечно правы, Валентин Иванович! Тут мне нечего возразить. Но я прошу обратить внимание на то, что эти склады при таком хищническом использовании через полгода-год вообще как объект перестанут существовать. Этого мы не имеем права допустить! Необходимо срочно принять решительные меры.
- Я проведу расследование! - твердо пообещал Москаленко. - Завтра же составим комиссию. Выше участие в этом деле будет мной отмечено в специальном докладе в Москву. А вас, Михаил Аркадьевич, от себя лично благодарю за содействие и откровенность!
Он протянул мне руку, и я пожал ее. Я слегка нагнул голову, словно отвечая так на комплимент. На самом деле мне просто трудно было сдержать улыбку.
08 июня 1949 года. 21 час 48 минут по местному времени.
Юго-западная окраина города Читы.
***
Сразу после отъезда Москаленко Жобин набросился на меня и начал допытываться, о чем я разговаривал так долго с полковником. Он пристал ко мне, как банный лист к заднице. Но я хранил молчание, объясняя его запретом пересказывать содержимое разговора. Жобин, ничего не добившись, наконец, отстал.
Я специально задержался на работе и дождался рейсов двух полуторок, которые должны были отвести часть списанного и уворованного товара по неизвестным мне адресам. Я подошел к одной из машин, когда она собиралась уже выехать за ворота. Жобина на складе уже не было и это облегчало мою задачу.
- Мне Жобин наказал с тобой прокатиться, что бы сдачу груза проследить, - нагло заявил я, усаживаясь в полуторку. Шофер уже знал, что я - новый бухгалтер и второе лицо на складе, а значит - начальство. Поэтому, мне он ничего не сказал. Мы проехали по вечерней Чите, пересекли реку Чита и машина пошла по трассе.
- Далеко ехать? - небрежно осведомился я.
- Километров десять еще.
- Что мы везем? - продолжал выспрашивать я.
- Ящики с тушенкой, немного консервированных фруктов, шоколад и галеты, - прозвучал ответ.
- Сколько всего?
- Что сколько?
- Банок!
- А ты что, не знаешь разве? - ухмыльнулся шофер. - А еще бухгалтер!
- Останови машину, я выйду, - потребовал я.
- Как останови? - машина по-прежнему ехала, не снижая скорости. - А кто товар сдавать будет, если не ты?
- Тормози! - я щелкнул выкидухой и быстрым движением приставил лезвие ножа к горлу шофера.
- Ты что, совсем сбрендил? - в голосе шофера послышались предательские нотки страха. Он скосил глаза на меня, но машина стала замедлять ход. Мы встали на обочине.
- Убери нож! - попросил шофер.
- Выходи из машины! - приказал я.
- Ты, точно, полный псих! - ответил он, но подчинившись, открыл дверь и неохотно покинул водительское место. - И что дальше?
Он стоял и тупо смотрел на меня.
- Домой ступай, - объяснил я. - Остальное я сам все сделаю. Машину утречком отгоню в гараж. Понял?