Можно многое сказать в защиту черной масти, которые готовы были идти на костер за идею, но не изменить своим идеалам. Но можно справедливо возразить, что красная масть сумела лучше приспособиться в новой жизни, поняв, что по-старому больше не будет.
Так все воры окончательно разделились на два враждующих лагеря: отошедших и черную масть. Но на этом дело не кончилось. Началось лавинообразное дальнейшее движение раскола.
Среди правильных воров выделилось лишь одно незначительное течение, которое отдельной мастью назвать вообще нельзя - это “бабочки”. Те из честняг, кто особенно ненавидел сук и ссученных, делали себе набойку на лице или шее в виде рисунка бабочки.
Летом 1948 года появилось новое воровское движение. Новая масть называла себя махновцами. Их еще называли анархистами. Во главе нового течения встали трюмленые воры. Они объявили еще один, третий воровской закон.
Главари махновцев и примкнувшие к ним развенчанные воры в законе, прошедшие трюмиловки и действующую армию, поспешили отойти от общей массы беспредельщиков, которая стала быстро увеличиваться. Напрасно махновцы пытались доказать честнягам, что они приняли предложение администрации лишь на словах. Им не верили. Напрасно бывшие законники клялись, что хотя они и воевали, но остались в душе ворами. Их не признавали, отворачивались от них. Махновцы, воры обозленные таким отношением к себе, создали свою собственную доктрину, по которой новый закон воровского беспредела нес в себе принцип анархии Нестора Махно: “Бей красных, пока не побелеют, бей белых пока не покраснеют”! Вполне логично. Бей полноту и бей ссученых! Махновцев, бывших законников, ссученых, которые не только от честняков, но и от сук отошли, было крайне мало. Им обязательно нужна была поддержка. И они нашли ее. В число их сторонников вошли не блатные, а многие приблатненные амбалы, которым в силу природных качеств, вход в ряды идейных воров в законе был навсегда заказан.
Беспредел закрутился! Среди беспредельщиков кого только не было! Но это была не единая масть, а пестрая солянка. Но махновцы, хотя и провозгласили свои принципы, в душе оставались ворами по-жизни. Крутой беспредел, они не творили. Этим занимались другие, растущие как на дрожжах новые бандформирования. К воровскому, старому миру, они отношения не имели. Это были чисто бандиты.
Широко известны банды беспредела “красная шапочка”. Это были не воры, но люди, прошедшие фронт и объединившиеся в группы сопротивления, желающие выжить в лагерях любой ценой. К ним примыкали бывшие люди из состава МВД, прокуратуры, попавшие в лагеря за нарушения служебных обязанностей, декабристы[9]. Короче те, кто носил раньше погоны и не боялся дать решительный отпор ворам или сукам.
Были “Ломом подпоясанные” или “Ломом обвязанные” - это течение мужиков, рабочих, которые не признавали законы никаких воров и дрались с ними насмерть. Их было немало уже в Ванинской пересылке, а потом, с каждым годом, они начали увеличивать свое число в геометрической прогрессии.
Появились кодлы “дери-бери”, здоровенные парни из колхозов, которые были не прочь разжиться добром за чужой счет.
Были “казаки”, объединения, образованные по национальному признаку, осужденные из Кубанских казаков. Были еще “чугунки” и “подводники”.
Воровской мир едва успевал узнавать о тех быстрых переменах, которые происходили в лагерях Ванинской пересылки!
Но все это был лютый беспредел, который отчаянно сопротивлялся махновцам, сукам и черной масти! Мы не знали тогда, насколько он страшен… А он оказался страшен и потом, много лет спустя, вышел из ГУЛАГа!
В начале сентября 1948 года лагерное начальство пересылки Ванино создало комендатуру из заключенных. Первым ее комендантом был назначен Александр Олейник. Кто же он такой?
По рассказам, дошедшим до нас, Олейник был среднего роста, плотный, крепкого телосложения. Знают Олейника и другие люди, побывавшие на Ванинской пересылке. Олейник работал в портовой зоне. Сохранился такой рассказ бывшего зэка, знавшего Олейника: “Как-то пришла бригада с новым бригадиром. Это и был Олейник. И он вместе с бригадой паковал свинец в ящики. Воры в законе не работали, а Олейник, как и все паковал”. Но вот что Олейник о себе сам рассказывал: “Закончил школу, поступил в авиационное училище. А тут война, стал летать, сбили меня под Москвой. Долго лежал в госпитале, подлечили, комиссовали, пришел домой. Мать у меня одна. На работу не устроился. Подвернулись ребята, одно дело проделали, второе, а на третьем попался. Дали срок”.
По этим, даже обрывочным рассказам выясняется, что Олейник не был сукой или трюмленым вором, а всего лишь приблатненным, а еще точнее - бандитом из фраеров, не имевшим никакого веса в воровском мире. Как говорили блатные, “пыль лагерная”. Но за это блатным пришлось здорово ответить! “Пыль лагерная”, получив санкцию и добро начальства, показал зубы! Вот тут и досталось по полной программе и черной масти и ссученым ворам!
Каждое утро новый доморощенный комендант устраивал обход жилых бараков.
Олейник, окруженный своими приближенными и охраной, стремительно входил в барак и останавливался около стоящего на середине стола. Как правило, Сашок был одет в теплую шерстяную военную гимнастерку, галифе, а на ногах обуты “собачьи” летные унты. Из-под кубанки торчал густой темный чуб. Был он молод, красив, и мне казалось, что в нем где-то под нарочитой грубостью скрывался более мягкий человек, хотя разум говорил: это не может быть у крупного урки-убийцы.
Обведя взглядом нары, он спрашивал: “Мужики, пайки свои вы все получаете? Барахлишко не грабят?”. Если кто-то из зэков заявлял, что у него отобрали пайку или теплую последнюю одежду, и указывал виновного, того выводили наружу и избивали до полусмерти.
Бронштейн рассказывает: “Олейник, получив власть, со своими людьми, численностью около тридцати, и с привлечением других сук, которые не входили в штат комендатуры, быстро навел порядок, внедрив в лагере буквально палочную дисциплину. За малейшее нарушение распорядка или правил поведения - удар железным прутом, завернутым в кусок одеяла. Зато свою законную пайку черного сырого хлеба каждый зек получал. Не было больше открытых грабежей и убийств. Число погибших значительно сократилось, хотя труповозка ходила, как и прежде, каждый день, собирая и вывозя из зоны мертвые тела”.
То, что Олейник ходил в лагере с ножом, это никого не удивляло. Но кроме ножа у него еще была щегольская тросточка, внутри которой была спрятана вторая пика.
А теперь, особенно бесценными становятся свидетельства В.П. Силина, который работал в штабе УСВИТЛа в Магадане при генерале Никишове, а с 1947 года находился постоянно в Ванино в качестве начальника конвоя приемки заключенных. Не маленькое лицо. Все видел. Все знал. Все на его глазах происходило. Своих барабанщиков-пионеров[10] имел. Как без этого? Но не о том речь. Запомнилось ему как “Олейник весь этап в лагере положил. Ходит по головам заключенных: “Ты будешь сукой”?” Офицеры стояли в сторонке, смотрели”!
Это то, о чем рассказывает в ставшей хрестоматийной книге известный писатель Варлам Шаламов:
“Король договорился с начальником пересылки о страшном: он обещал навести полный порядок на пересылке, обещав своими силами справиться с “законными” ворами. Если в крайнем случае прольется кровь - он просит не обращать большого внимания.
Король напомнил о своих военных заслугах (он был награжден орденом на войне) и дал понять, что начальство стоит перед минутой, когда правильное решение может привести к исчезновению уголовного мира, преступности в нашем обществе. Он, Король, берет на себя выполнение этой трудной задачи и просит ему не мешать.
Думается, что начальник ванинской пересылки немедленно поставил в известность самое высокое начальство и получил одобрение операции Короля. В лагерях ничего не случается по произволу местного начальства. К тому же, по правилам, все шпионят друг за другом.