Банда Пивоварова тоже была под контролем Королева, откуда его фамилия, произносимая как кличка, проникла на Колыму.
Вот вам и вся отгадка.
10 июля 1949 года. 11 часов 49 минут по местному времени.
Лагерь-пересылка Ванино.
***
Нас привезли на станцию Малое Ванино. Выгрузили с поезда и колоннами повели в лагерь.
На воротах лагеря красовался агитационный плакатный лозунг: “Труд есть дело чести, дело славы, дело доблести и геройства”. Этот лозунг к труду звучал просто издевательски. Пригнать людей на каторгу и объяснять им, что рабский принудительный труд является для них блогом и героизмом. Чем этот лозунг отличался от немецкого, расположенного над воротами концлагеря Освенцим: “Труд освобождает”? Пусть над этим подумают те, кто никогда не знал или забыл, что печи крематориев бывших немецких концентрационных лагерей прекратили дымить не в мае 1945 года, а год спустя! Тела кого в крематориях сжигали целый год после победы над фашизмом?
Вывели нас на Куликово поле, огороженное колючкой от остальных лагерей, и тут раздалась команда: “Садись!” Мы, весь этап сели на колени в ряд, плотно, рядами один к одному. Я вовсю шевелил рогами[1] и мочил ноздри[2], пытаясь что-то понять. Группа офицеров лагерной пересылки стояла в отдалении. Они откровенно скучали, изредка посматривая на нас, и что-то говорили друг другу.
Нас окружала жиденькая цепь автоматчиков. Но больше было и не нужно. Мы уже в зоне.
Перед нашим строем, в окружении своих прислужников, появился Фунт. О том, как его кличут, я узнал чуть-чуть позже. Фунт был не таким известным вором, о котором знали все паханы. Поэтому в нашем этапе никто его не узнал.
Фунт негромко, но властно отдавал команды:
- Суки - выходи налево! Беспредел - марш в первую очередь в баню, потом во второй лагерь. Все контрики, пятьдесят восьмая и бытовики - двадцать шагов назад! Анархисты - стоять на месте. Полнота - направо.
Сортировка по мастям пошла быстро. Люди зашевелились, заметались в поисках своего контингента. Нас, полноты, собралось человек двести.
Партии зэка, с нашего этапа, начали постепенно уходить в лагеря пересылки. Перед нами появился Фунт:
- Так, воры, слушай меня. В лагере соблюдайте порядок. Услышу одну жалобу, узнаю про что-то - повешу!
На Фунте был армейский китель, но погон и петлиц не было. Поэтому из строя прозвучал вопрос, без прибавки обычного в таком случае обращения “Гражданин начальник”.
- С народом серьезным и говорить надо серьезно. Левых пассажиров[3] тут нет, мы - не рогачи беспредельные. Фордыбачится[4] тут никто не будет. Кто ты, человек?
Фунт слегка скривил губы, ответил спросившему:
- Это ты правильно заметил. Тут все серьезные люди. И я не вчера родился. Я - Фунт, комендант Ванинской пересылки! Еще вопросы есть, граждане воры?
За спиной Фунта клубились два десятка амбалов[5]. Вопросов больше не возникло. Фунт, пройдя вдоль строя, остановился около меня, стоявшего в первом ряду:
- Ты - Фокусник?
Скрывать было бессмысленно.
- Он самый, - ответил я. - Только тебя не помню.
Фунт покачал бритой головой. Он выглядел моим ровесником, но его я не знал.
- Зато я помню, - ответил он. - В лагерях Воркутинских встречались мельком.
Я не знал, что ответить.
- Меня Иван зовут, - представился Фунт. - Вечерком, Михаил, амбала за тобой пришлю, поговорить с тобой мне нужно.
И, обращаясь уже ко всем, крикнул громко:
- Воры, ваше место в БУРе первой зоны! С БУРа не выходить! Марш!
Уже в бараке первой зоны, где нас, честняг, набилось не меньше тысячи человек, ко мне подошел Пашка Крест, ехавший со мной на пересылке в одном телячьем вагоне:
- Ты знаешь этого суку? - спросил он. Это он про Фунта.
Я отрицательно покачал головой:
- Не помню, - ответил я. - Без понтов!
- А что он дергает[6] тебя? - продолжал Крест. - Пес волку - не товарищ!
- Не знаю, Крест. Может он и видел он меня раньше, но я об этом ничего не знаю.
Крест внимательно посмотрел на меня:
- А может, ты баланду мутишь[7], Миша?
- Закосить баланду[8], Крест, не в моих интересах. А ты не ковыряйся в булде[9], я не вшиварь[10]. Поканаем вдвоем к Фунту, там сам просечешь, о чем хрюкать будем. А то стремно[11].
- С ним разговаривать, лишь кобылу искать[12] - усмехнулся Крест.
- Зато я чистый буду. Мне ссучиваться как-то западло!
Вот как один, даже незначительный разговор может бросить тень на вора в законе. Я знал, что Крест не просто так спрашивает меня. Многие, услышав мой разговор с Фунтом, насторожились. И я теперь был под подозрением. Этого мне было совсем не нужно.
––––––––––––––––-
[1] Шевелить рогами (жаргон) - думать.
[2] Мочить ноздри (жаргон) - присматриваться.
[3] Левый пассажир (жаргон) - посторонний человек.
[4] Фордыбачить (жаргон) - старательно выделываться, рьяно проявлять действия, иначе отчебучивать чего-нибудь.
[5] Амбал (жаргон) - люди из свиты вора в законе. Как правило, сам вор человек умный, расчетливый, правильный. Именно образ приблатненного амбала и является в глазах широкой публики того и более позднего времени “лицом воровского мира”в виде слабоумного, дегенеративного, “синенького” от набоек, могучего бугая.
[6] Дергать (жаргон) - вызывает, зовет.
[7] Баланду мутить (жаргон) - вводить в заблуждение.
[8] Закосить баланду (жаргон) - обманывать.
[9] Ковыряться в булде (жаргон) - слушать сплетни, всякие слухи.
[10] Вшиварь (жаргон) - малолетка.
[11] Стремно (жаргон) - опасно.
[12] Кобылу искать (жаргон) - заниматься бесполезным делом.
ГЛАВА 20. ПУТЬ В МАГАДАН.
10 июля 1949 года. 16 часов 11 минут по местному времени.
Лагерь-пересылка Ванино.
***
В БУРе первой зоны было не скучно. Больше тысячи честняг постоянно ошивались там, проводя время за карточной игрой и пили водку. Курили анашу и рассказывали о своих приключениях, при этом немного, конечно, привирая. Как без этого?
Денег было полно. У многих воров дутый шмель[1] насчитывал до тридцати тысяч рублей. Деньги по тем временам просто немыслимые. А деньги эти добывались не только карточной игрой. В Ванино группы воров вовсю бомбили фраеров на пересылке, отбирали вещи и посылки. Вещи тут же перепродавались через охрану лагеря за колючку, а навар складировался в кошельки воров. И все, кроме фраеров, были довольны.
Я, чтобы убить время, тоже сел играть в одной кодле и с хода выиграл несколько тысяч, которые тут же пустил в дело. Через старых сидельцев БУРа запулил доставку водки и через полтора часа моя новая компания была уже под хмельком, радуясь тому, что с ними хороший кореш, с которым совсем не западло бегать по огонькам бомбить лабазы. И вообще они меня сильно уважают, как палеонтологи древнего мамонта, которые только что откопали из старого блатного мира.
Мой жаргон, которым я сыпал в процессе игры, заставлял моих игроков по партии переглядываться друг с другом. Они не все понимали, что я говорил. Жаргон мой был часто жиганский, с многочисленными оборотами более старого языка. Хотя я объяснялся красиво, но местами непонятно, честняги быстро смекнули, что я птица совсем не простая. Когда завеса моей тайны чуть приоткрылось, и они узнали о моих похождениях и моем сроке, и за что я его получил, они стали не только уважительно со мной разговаривать, но даже немного побаиваться. Главная статья, по которой я канал, это был опер, убитый мной в Чите. Нашлись в БУРе такие, которые вспомнили его фамилию и признали, что это был не опер, а “отрыжка”. Но особенно их “убили” колымские звезды на моих ключицах, теперь БУР, тихо между собой разносил известия, что среди них присутствует “очень большой авторитет”.