— Я серьезен.
— Да ну! Я, если ты не заметил, тоже. Может ты предложишь еще отправиться на поиски Ковчега? М? Почему нет?! После инквизиторской тюрьмы мне ничего не страшно будет!
— Я бы продолжил выслушивать твой сарказм, если бы видел необходимым убеждать тебя. Но, — Алой развел руками и грустно улыбнулся, — меня торопят. Так что я приказываю тебе.
— А не пошел бы ты, это ж самоубийство! Лучше уж сдохнуть тут…
— Как пожелаешь, — шаман указал на цветок, который только что слопал муху, — подойди и взгляни.
— Я не флорист или как это по-вашему зовется, — огрызнулся вор.
Но Алой настоял на своем, применив силу. Мох под ногами вора ожил, расступился в стороны, и на вора набросились корни, покрытые острыми шипами. Галент взвизгнул и попытался оторвать от себя этих кровопийц, но только зря поранил руки. Корни взлетели верх по ногам, заползли под одежду, царапая и раня кожу. Они были влажными, пульсирующими, словно и не корни, а щупальца моллюска.
— Отпусти меня магическое отродье! — орал вор.
Корни перетащили вора ближе к цветам, чтобы он мог на них полюбоваться. Галент отвернулся, зажал свободной рукой нос, опасаясь отравленной пыльцы, но шаман не собирался его травить. Алой хотел показать судьбу тех, кто приглянулся лесному богу.
От цветов нестерпимо несло гниющим мясом, одуряющий запах душил и лишал воли. Галент дернулся, но вскоре затих, обратив внимание на то, что находилось в земле.
Цветы и кустарники росли прямо на телах все еще живых людей, языческая магия не подпускала к ним смерть, поддерживала жизнь и питала растения. Галент отпрянул было, заметив белое страдальческое лицо, мелькнувшее между листов, но затем нагнулся, чтобы рассмотреть. Любопытство заставило его это сделать, естественная брезгливость не могла остановить вора. Ведь это был мир магии, ее чистое проявление в реальности.
Алой подошел к вору и раздвинул листья и ветви, чтобы вор мог увидеть все своими глазами.
Стебли росли прямо из тела похороненного в почве человека, на котором еще сохранились истлевшие храмовые одежды. Под кожей у живого мертвеца двигались корни, словно черви, они напоминали вены — по ним так же тек живительный сок. Насекомые нашли приют в складках кожи, в глазницах и рту, из ушей торчали белесые нити грибницы.
— Это наш старый друг, — пояснил Алой, — другие выглядят лучше. Могут даже разговаривать.
Шаман смотрел на вора, но ничего не мог прочитать по его окаменевшему лицу.
— Ужасно, не правда ли?
Вор не ответил, в этот момент он боролся с тошнотой, да и страшно было открывать рот в языческом капище. Того глядишь туда что-нибудь заберется, да устроит гнездо… как у этого священника.
— Творения Создателя лучше всего защищают нас от его внимания. Это вынужденная мера, просто мимикрия.
— Вижу, что не зря вас отправляли на костер, — ответил, наконец, Галент.
— Хочешь вернуться в лоно Церкви? Позднова-то одумался, мальчик.
— Шел бы ты, кормил червей.
— Я рассчитываю добиться этой милости с твоей помощи.
Галент вопросительно уставился на шамана, но тот только сказал:
— Помоги мне, и ты никогда не увидишь… подобного. Сделка.
— Это вы сожгли Дука, да? — неожиданно яростно спросил Галент.
— Кого? А, того механиста, — Алой усмехнулся и отвернулся.
— Так да?! Говори!
— Кто ты такой, чтобы задавать мне вопросы? И не все ли равно, что я отвечу? В Городе довольно сил, способных сотворить подобное. А мы предпочитаем смотреть на все издалека и не вмешиваться. До поры.
Алой отошел обратно в центр зала и отвел вора от цветов трупоедов, но запах, казалось, последовал за ними. Мертвенный туман начал подниматься от цветов и приближаться к вору.
— У тебя мало времени, — заметил Алой. — Согласен на работу?
— Сто тысяч золотом! — проорал Галент, не в силах терпеть более этот смрад.
— Золото? А! Плата?! Ну, знаешь, вор, не кажется ли тебе верным, поработать на меня просто так. Ради идеалов?
— Да пошел ты!..
— Но-но, — шаман погрозил пальцем, — не следует ссориться со своим благодетелем, — он захихикал, — я ведь могу и расстроиться.
Галент приоткрыл глаза и заметил, что язычник изменился. Он не светился, не отрастил себе рогов, но шаман постоянно двигался, едва заметно, скорее дергался. Как те корни, под кожей вечноумирающего священника. Эти конвульсии казались порождением хаотичных сил, но таковыми не являлись. Они больше походили на танец, чей ритм вор не мог заметить.
Алой плотоядно улыбался и смотрел на вора исподлобья.