Было что-то грустное и довольно детское в ее разочаровании.
– Возможно, он окажется намного лучше, чем ты ожидаешь. Он выглядит симпатичным.
– Полагаю, что я была дурой, я действительно начала верить маме. Я его представляла себе высоким и темноволосым с великолепной фигурой, как у всех французов из фильмов. Я лежала в постели прошлой ночью и представляла, как он занимается со мной любовью в той маленькой приемной, сплошь задрапированной ярко-розовой парчой, ты помнишь эту комнату?
Я представляла, как мы с ним танцуем в бальном зале, на мне огромная диадема, а он шепчет мне на ухо, как он безумно любит меня. Я уже была наполовину влюблена в него – в мужчину, которого я вообразила, конечно, но не в это болезненное создание из газеты.
– Может быть, ты ожидала чересчур многого.
– В каком смысле?
– Ну, я не думаю, что кто-нибудь может получить все от жизни. Если люди богаты, тогда у них часто бывает какая-нибудь дисгармония, плохое здоровье, например, или слепота, что является противовесом их благосостояния; а если кто-то кажется кому-то очень привлекательным и его можно очень сильно полюбить, то, вполне вероятно, он окажется бедным или… или… или что-нибудь еще.
Говоря это, Элоэ думала о Диксе, от всей души желая, чтобы он не был богатым, а был честным.
– Я поняла, что ты имеешь в виду, – сказала Лью. Ты намекаешь на то, что я жадная.
– А разве нет? – возразила Элоэ. – У тебя столько всего, ты не можешь ожидать, что ко всему этому ты получишь еще и рай впридачу. Я просто хотела сказать, что он необязательно должен быть тоже герцогом.
Лью резко поднялась с кровати и села за туалетный столик.
– Как ты считаешь, поместья, какое бы оно ни было распрекрасное, может быть достаточно? – спросила она.
– Нет, конечно, – уверенно ответила Элоэ.
Лью долго рассматривала себя в зеркало, затем наконец она сказала подчеркнуто равнодушным голосом.
– Ну что же, смотрины никакого вреда не причинят. Мы посмотрим, что принесет нам завтра.
Элоэ догадалась по ее интонации, что момент доверия исчез. Лью приняла решение играть свою собственную игру. В глубине души она все еще надеялась, выйдя замуж за герцога, стать обладательницей как титула, так и «Шато-Пужи». Элоэ поняла, что говорить с ней больше не о чем.
– Ты меня простишь? – спросила она. – У меня в спальне все еще лежат письма, которые необходимо обработать. Если я понадоблюсь твоей матери, она, наверное, позвонит.
– Я скажу ей, как только увижу ее, – ответила Лью.
Элоэ вернулась к себе в комнату. Она положила корреспонденцию миссис Деранж на писчую бумагу и открыла ящик стола в поисках копирки. В этот момент она увидела письмо, адресованное ей Стивом на «Кларидж» отель.
Она вынула его из конверта и перечитала. Затем она взглянула на адрес наверху и на номера телефонов, напечатанные под адресом.
«Должна ли она связаться с ним?»
Эта идея неожиданно пришла ей на ум, но она все же испугалась какого бы то ни было вмешательства. Допустим, она напишет ему, но ничего из этого не выйдет?
Допустим, Лью, увидев герцога, решит, как бы он ни выглядел, что он стоит того, чтобы выйти за него замуж ради тех великих преимуществ, которые он ей может предложить? Она не любит герцога; она никогда не полюбит его; а Стив мог бы, если бы только она была способна это понять, предложить куда больше.
– Я не должна вмешиваться, – произнесла Элоэ вслух. Все же, она была глубоко убеждена, что это дало бы Стиву огромную возможность добиться благосклонности, если бы только он был здесь.
Разве не справедливо то, что он тоже должен иметь шанс изложить свои доводы? А какой момент может быть самым подходящим, если не тот, когда Лью разочарована, может быть, даже когда на нее произвел отталкивающее впечатление человек, из-за которого она так легко пересекла Атлантический океан, чтобы выйти за него замуж?
– Она не может этого сделать, не может, – сказала Элоэ.
Она вдруг представила Лью привязанной, по ее же собственному выражению, к инвалидному креслу. Она будет несчастной и неизбежно сделает также несчастным герцога. Ни деньги, ни титул, ничто не сможет компенсировать безысходность жизни людей, у которых нет ничего общего, кроме алчности по отношению к тому, чем владеет другой.
Элоэ вскочила на ноги. Она прошла через комнату и сняла телефонную трубку. Она постоянно слышала о том, как эффективна телефонная служба в Америке, но у нее не было иллюзий насчет трудностей, с которыми ей придется столкнуться, пытаясь дозвониться из Франции.
Однако, к своему удивлению, через двадцать минут она услышала гудок и ей сообщили, что она соединена с Нью-Йорком. Она сделала персональный заказ, и через несколько секунд ее проинформировали, что Стив Вестон на проводе.
– Это Стив Вестон?
– Алло! Кто это?
– Это Элоэ Деранж.
– О, привет! Откуда вы говорите?
– Из Биаррица.
– С Лью все в порядке? Она хочет меня увидеть?
– Она не знает, что я вам звоню, но, я думаю, я должна вам рассказать, что случилось.
Она говорила быстро, понимая, что франки щелкают каждую секунду. Элоэ рассказала ему, что случилось сегодня утром, поведала о снимке герцога, помещенном в газете, и о реакции Лью.
– Я запрыгну на первый же самолет, на какой мне удастся.
– Вы уверены? Я… я имею в виду… возможно, я не должна была вам звонить, но я подумала…
– Не беспокойтесь, – перебил он. – Это здорово, что вы мне дали знать. Ничего не говорите Лью. Я войду и удивлю ее.
– Мы будем находиться в «Шато»… – начала было Элоэ, но линия уже молчала.
«Что же, он приедет сюда, в этот отель, и ему подскажут, где их найти, – подумала она, а потом с почти щемящим чувством призадумалась: – А правильно ли я поступила?»
Во всяком случае теперь уже было поздно об этом сожалеть. Она была вполне уверена, что Стив Вестон сдержит свое слово; и, возможно, Лью, увидев его, поймет, что он любит ее по-настоящему и что любовь намного ценнее, чем деньги или положение.
Элоэ слегка вздохнула. Проблемы Лью, с одной стороны, были намного легче ее собственных. Нужно написать письмо ее отцу с матерью, а она продолжала сомневаться, как же она сможет им написать и рассказать то, что случилось, если она даже не знает настоящего имени человека, за которого собралась замуж?
Все это было таким смехотворным, таким абсурдным, и все же за волнениями и восторгом прошлой ночи, когда она пообещала ему себя, ей даже не пришло в голову узнать, как его в действительности зовут. Человеку со стороны вся ситуация показалась бы безумной.
Однако теперь, при солнечном свете, пробивающемся сквозь ее окно, она задалась вопросом, а может быть, она сама нисколько не была задета прошлой ночью.
Неужели она действительно пообещала выйти замуж за человека, которого абсолютно не знала? За человека, который был признанным мошенником, вором и контрабандистом, но все-таки за человека, которого она любила и который любил ее.
«Почему все мое тело трепетало от его прикосновения? – размышляла она. – Почему его губы разжигали такой огонь в моем теле, что я не могла даже связно думать, а только чувствовала вибрирующий, будоражащий экстаз, которого до сих пор не испытывала? Я люблю его», – с ликованием подумала она, а затем она почувствовала, как ее пыл угас, как только она вернулась к мысли о родителях.
Она притянула к себе стопку бумаги и взяла ручку.
«Дорогие мама и папа.
Я влюбилась во француза…»
Она поставила точку и сидела, перечитывая вновь и вновь написанные ею слова.
Она отчетливо могла представить себе лицо ее отца. Она представила себя, стоящей перед ним, как было в детстве; она даже слышала свой голос, говорящий:
– Но я хочу сделать это, папа, я хочу это сделать.
– Но это неправильно, моя дорогая. – Его голос был серьезным, но полным понимания и жалости.
– Почему это будет неправильно?
Он посадил ее на колено и стал объяснять.