— Тебя зовут Бран, — сказала вампирша.
— Что?
— Бран.
Названное имя враз обратило предвестника в обычного растерянного смертного. Он будто забыл, что только что собирался сражаться. Отступил к отброшенному орденскому плащу и уселся на него, обратив взгляд в пустоту. Шпага лежала рядом.
— Бран… Бран, — повторял он. — Я Война! Брань! Помню это, но больше ничего! Но разве… Кто же я на самом деле?
— Ныне ты обычный человек, — в голосе Ирмы послышалось сочувствие, — пока не вспомнишь о себе все!
Предвестник поднял взор. Совсем не похож на грозного всадника апокалипсиса, на Войну, с которым несколько мгновений назад я собирался скрестить клинки. Сейчас это был обычный растерянный человек, не понимающий, где он и что вообще происходит.
— А вы? — спросил он. — Вы люди?
Ирменгрет громко и даже несколько картинно рассмеялась. Обвела взглядом стоянку в лесу с маленьким догорающим костерком, улыбнулась сначала мне, потом вздрогнувшему церковнику.
— Мы? — произнесла вампирша. — Конечно же, люди!
Томас Велдон дернул рукой, словно собирался замахать ей, опровергая вампиршу, да отчего-то передумал.
— Я знаю, кто ты. — Предвестник вдруг стал напоминать самого себя. Жесткого и волевого. — Не ведаю, откуда сие известно, но знаю. Расскажи!
Он встал, поднял шпагу и вонзил ее в землю пред собой. Теперь предвестник требовал:
— Расскажи! Где я? Как я оказался здесь? Кто эти двое?
— Я расскажу, — вампирша подошла к предвестнику, — а ты слушай.
Женщина в богатой одежде мнилась госпожой, которая решила оказать нищему милость. Предвестник смотрел на нее, будто голодный бродяга, которому сейчас кинут медяк.
— Идем! — Монах с глубоко натянутым капюшоном дернул меня за рукав камзола.
— Куда?
Показалось, что церковник сейчас силой потащит за собой, если останусь на месте.
— Поговорить надо!
Я пошел за Велдоном. Инквизитор отвел за деревья, отгородившись от вампирши и предвестника стеной серых стволов. Чтоб ни мы, ни они не видели и не слышали друг друга.
— Гард, — начал монах, — ты крикнул сатане, что принадлежишь роду людскому.
Инквизитор болезненно поморщился при упоминании дьявола.
— Было такое, — согласился я. Многое отдал бы, чтобы не превратиться в чудовище.
Я взглянул на левую руку. Очень многое… Но вряд ли сатану заинтересует нечто другое, нежели душа, а она и так принадлежит не мне.
— Мы люди, — горячо заговорил инквизитор. — Ты человек, я человек, а они уже нет! Ни вампирша, ни предвестник, сколь бы ни привычны слуху были их имена, Ирма да Бран. Сколь бы ни причисляли они себя к роду человеческому!
— Ирменгрет — не слишком обычное имя.
— Просто оно древнее, полузабытое. Но не важно! Вот возьми!
Монах протянул мне нательное распятие, сорванное с собственной шеи: силу для этого надо было приложить недюжинную. Велдон был необычайно взбудоражен. Дьявол исчез, и почти сразу инквизитор избавился от подавленности, что еще несколько минут назад не позволяла расправить плечи.
— Бери же! — внутри церковника возгорался огонь истовой веры.
Я смотрел на серебряное Распятие, но не спешил принять его от Велдона. Не ношу Распятие уже давно, с тех пор, как погибли ночные крысы. Слышал даже, что без Распятия на теле нет и в душе веры, но мне было все равно. Однако не этим ли предопределился дальнейший путь, в конце которого пришлось заплатить страшную цену и совершить непоправимое?
А еще, не обожжет ли освященное серебро? Как нечисть или темного колдуна из страшных историй? Ныне я приспешник сатаны, я отдал ему душу и слышал, как дьявол сказал, что я свой для него. Проклятый пепел!
Я осторожно коснулся пальцами Распятия — ничего не случилось.
— Крепко сожми! — давил на меня Велдон. Он схватил мою правую руку и вложил в нее серебряный крест, а потом прижал его моими пальцами к ладони. Крепко прижал и заговорил, не отнимая своей руки от моей:
— Повторяй, Николас! Слово в слово повторяй!
В сердце запустение, в проклятых эльфийских лесах звучала молитва. Во имя надежды на Спасение и Прощение. Я вторил Велдону, и я был искренен. Есть что сказать Богу Отцу и Богу Сыну! Я молился сердцем: ничуть не с меньшим жаром, чем инквизитор.
Боялся, что святые слова начнут жечь изнутри, что не смогу произнести ни полслова из молитвы, ведь я тот, кто я есть. Присягнувший дьяволу, отдавший ему душу. Ключ Люцифера к Орнору.
Только молитва не навредила мне. Стало ли легче на… Едва не произнес мысленно «на душе»… Во мне ли она еще либо сжата в длани сатаны? Снова и снова я вслушивался в себя. Где моя душа? Не чувствую пустоты. Ничего не чувствую! Во мне ли моя душа? Возможно, так, и тогда она в залоге, только это ничего не меняет. Не чувствую ни утраты, ни, наоборот, какого-нибудь внутреннего наполнения. Не знаю, где моя душа.