— Ты сделал осознанный выбор!
— Да, святой отец! Да! — не выдержал я. — Что дальше?
— А то! — выкрикнул инквизитор, но лик его не переменился, не исказился в ярости. Неистовым огнем горели только глаза. — Я тоже добровольно и осознанно делаю выбор. В пользу черной магии Неакра! И в пользу тебя, Гард! Потому что только рядом с тобой исчезает власть Низверженного над моей дочерью. Сатана покрывает тебя своим плащом, а заодно и меня, коль я рядом. Но без тебя да запретной магии Лилит не спасти!
Повернувшись спиной, инквизитор вдруг отошел на несколько шагов. Оперся высоко вытянутой рукой о дерево и обреченно поник головой.
— Мы грешники, Гард, — произнес он, — каких не видывал белый свет.
— Я пожертвую всем и заплачу любую цену, чтоб спасти Алису!
Больно думать о моей любви. Она снова в тенетах Возвратившегося бога.
— Знаю, Гард. Я это знаю.
— Я это уже сделал, — добавил я.
Не только преклонился перед сатаной и стал его ключом к нашему миру, но пожертвовал самим мирозданием, когда призвал помощь дьявола. Он помог, явив всадников апокалипсиса — начались Последние дни.
— Все знаю, Гард, а также то, что я с тобой, — монах горестно вздохнул, — и, значит, с твоим господином.
Мы замолчали. Что еще сказать?
— Прокляты наши души!
Велдон обернулся, чтоб пристально посмотреть мне в глаза. Что хочет там найти? Я не отвел взор, хоть выдержать взгляд инквизитора по-прежнему тяжело.
— Прокляты! Но буду ежедневно и еженощно молиться за наши души! — пообещал монах. — Верь мне! Я буду просить о Спасении и Прощении не только за нас, Лилит и Алису! Я не брошу молитв ни за Ирменгрет, ни за Брана!
— Молиться за вампиршу и предвестника? — поразился я. — Но они же не люди!
— Были когда-то. Была у них душа, и я хочу спасти и их.
— Что ж, — пробормотал я, удивленный неожиданной добродетелью инквизитора, — воля ваша. Но вряд ли им нужно Спасение.
— Всем нужно! Не богохульствуй!
— Не буду. — Я пожал плечами. Без разницы, четверо нас с проклятыми душами или двое.
— Пора возвращаться, — произнес Велдон. — Я сказал и услышал все, что хотел.
Мы двинулись обратно по следам на снегу.
— Надеюсь, — проронил я, когда почти добрались до фигуры в черном орденском плаще, что грелась у костра, — вампирша вправила предвестнику мозги. Чтоб на людей больше не кидался.
— А где она?
Велдон завертел головой. Ирменгрет исчезла.
— Идите к огню! — Предвестник поднялся при нашем появлении. — Здесь теплее.
Плащ всадника апокалипсиса, обратившегося в обычного человека, распахнулся. Куртку предвестник застегнул на все пуговицы, и рубахи с испачканным в крови воротом почти не видно. Штаны такого же темно-коричневого цвета, как куртка, и черные кожаные сапоги, уже без шпор. На черном поясе в потертых серых ножнах шпага.
— Подходите ближе! Не бойтесь!
Монах присел у огня на ствол поваленного дерева, протянул к костру озябшие руки. Он чуть ли не шипел на дьявола, да и на вампиршу тоже, однако близость предвестника Конца времен внешне нисколько не будоражила его.
Я же остановился в пяти шагах от огня, Велдона и Брана. Ведь так его представили нам?
— Где она? — спросил церковник.
Предвестник махнул рукой в сторону леса.
— Была — и нет. Не могу сказать, куда запропастилась, но давайте поговорим о другом.
Война протянул мне раскрытую ладонь и попытался улыбнуться. Получилось не очень, он скорей оскалился.
— Должен извиниться, что меж нами едва не завязалась драка. Был не в себе. Я знаю и помню, кто я. Помню, что прожил сотни жизней в тысячах миров, которые потом ввергал в войны… Каждый раз то была жизнь воина. Я воевал за правое и неправое…
Предвестник ненадолго замолк.
— Но это почти все, что сохранилось в памяти. В голове ни одной подробности, а сейчас я снова смертен и начинаю жизнь с чистого листа. Почти, все ж не младенец. Поэтому нет и не может быть к вам неприязни. Предлагаю пожать друг другу руки.
Я и Велдон переглянулись. Монах мрачнел с каждым ударом сердца — он снова принимает слугу дьявола. Снова отворачивается от Бога Отца и Бога Сына. Только что поделать? Все ради дочери! Проклята его душа!
Мы обменялись рукопожатиями, произнесли свои имена. Предвестник просил называть себя только Браном и забыть о его предназначении.
— Отчего же? — Церковник попытался показать, что ответ на сей вопрос взволновал его мало. По мне, вышло у него плохо.
— Ирма поведала. Покамест все не вспомню, к трем моим братьям не вернусь, и мы не сможем исполнить предназначение.