- Само собой, обычное дело, - теперь владелец 'Белой вазы' согласился с доводами Оливера, - просто старые знакомцы давно не виделись и на радостях от встречи чуть повздорили.
Еще раз нарочито вздохнув от скудости 'компенсации', трактирщик удалился.
- А ты, Николас, чего стоишь? - сказал Фосс, обернувшись в мою сторону. Я как раз спрятал клинки в ножны. По понятиям, принятым на Крабе, обнаженная в пылу перепалки сталь не должна возвращаться в ножны, не умывшись кровью, и косые взгляды с соседнего столика давали понять, что к этому спору мы еще вернемся. Рано или поздно, но я и не возражал. Джон Шрам не понравился мне с первого взгляда.
- Он из лучших следопытов, кто ходит в Запустение, - Фосс устроился рядом.
- Один такой?
- Нет, не один, есть еще несколько. И почти все из тех, кого можно было найти, пойдут с нами. До конца похода Джон и остальные будут оберегать твою шкуру пуще собственной.
Фосс многозначительно замолчал. До конца похода? А что потом? Потом мы сможем выяснять отношения сколько вздумается? Либо... Свидетели всегда лишние. Однако и я предпочел промолчать.
Ужин так и прошел. Почти в полной тишине, изредка прерываемой ничего не значащими фразами.
С рассветом мы и десятки других путешественников седлали лошадей. Утро выдалось холодным и ясным. Ничего не напоминало, что на многие лиги вокруг столь опасное Сумеречье, та же житейская суета, что и везде.
Покинув северные ворота Первого приюта, наш караван продолжил путь к столице графства. Рой поведал, что до него еще семь дневных переходов. Первый приют являлся коронным городком, потому что строился и содержался исключительно из королевской казны. Чтобы защитить путников и торговые караваны от ужасов ночной поры, корона заложила восемь перевалочных пунктов на дороге от гор до столицы Загорья.
Все остальные городки назывались также незатейливо: Второй Приют, Третий, Четвертый... С момента основания они быстро обросли тавернами и постоялыми дворами, налоги которых также шли в королевскую казну. Конечно, стекаясь сперва в Бранд и водвор генерал-губернатора Загорья. Теперь часть денег непременно осядет в мошне Конрада Дамана, а, следовательно, и в моем кошельке. По возвращении из Запустения... Если вернемся... Я навещу дом старого знакомого, вдруг там появятся какие-нибудь новые интересные бумаги, и заодно пополню запас своих монет.
Главный город Арнийского Сумеречья располагался у самой границы с Северной маркой - владениями Огсбургов, чья молодая и быстрорастущая империя являлась бельмом на глазу старых монархий Большого Орнора. Пять лет назад огсбурги отхватили у Леканта владения в Сумеречье и превратились в западных соседей Арнии. С тех пор аппетиты огсбургского императора Карла Первого вроде бы поутихли, благо, что Ревентоль держал в Загорье внушительные силы королевских войск и наемников. Но слухи ходили всякие.
Дорога постоянно петляла и шла по многочисленным холмам то вверх, то вниз. Лес вдоль тракта все также был тщательно вырублен. Сразу за первым Приютом начали попадаться фермы и деревни горцев. От них веяло прочностью и зажиточностью, но в то же время какой-то вечной тревогой или даже настороженностью. На окнах висели тяжелые закрывающиеся изнутри деревянные ставни, такие же, как у виденных ранее трактиров. Дворы, открытые небу, почти не попадались.
На третий день пути в полдень Запустение впервые напомнило о себе, уж для меня так точно. В трех десятках шагов от развилки дорог тлело пепелище. Рядом на вбитой в землю палке висела табличка с надписью на горском наречии.
- Во имя Бога Отца и Бога Сына! Здесь предана очищающему огню ведьма Цирта Лоудон из Верхнего Ручья, - перевел Акан. - Путник, произнеси молитву за Спасение ее души и ради надежды на Прощение!
Рой слез с коня и принялся читать молитву, мы последовали его примеру. Моя молитва звучала где-то в глубине сознания. Мысли становились все тягостнее: от осознания цели нашего путешествия, от мрачности и дикости окрестных мест, от их мракобесия. От образа отчаявшейся женщины, которую тянет на костер жестокая толпа. Я никогда не жаловался на излишнюю впечатлительность, но почему-то сейчас мне казалось, что ради Спасения души сожгли совсем невиновного человека.
Мои спутники закончили с молитвами. Осенив себя знамением, я вскочил в седло.
- Иногда это необходимо, - чрезвычайно серьезно произнес Акан. Веселый сотоварищ, травивший в дороге анекдоты и забавные истории куда-то исчез. - Тут с подобным не шутят.
Никто ему не ответил, даже обычно громкоголосый Шрам был погружен в себя.
Скоро наше путешествие стало сопровождаться каким-то едва слышным, но запредельно тоскливым воем. Периодически он переходил в захлебывающееся рыдание, и то были не волки или какие-нибудь иные звери.
- Ведьмина душа плачет, - сказал Акан.
- Голодная, - Шрам осклабился в мою сторону.
- Её ведь предали смерти под молитвы во Спасение и Прощение? - спросил я.
Вой действовал мне на нервы. Неужели это, и правда, душа сгоревшей женщины? До самого последнего времени хотелось верить, что россказни о Запустении изрядно преувеличены.
- А если не молились? Вдруг забыли? А, вор? - снова оскалился Джон. Он не упускал возможности бросить мне какое-нибудь язвительное замечание, но черту, за которой на Крабе случалась смертная схватка, более не переходил. То ли им верховодило чувство долга перед Антуаном, то ли опасался Фосса, а, может, увидел во мне опасного противника. Тоже ведь с Краба!
Я решил не замечать арнийца до конца путешествия. Сначала дело, потом личное. Лучший следопыт изрядно повысит шансы на возвращение из Запустения.
- Почему бы тебе не отправиться в лес? - продолжил Шрам. - Прочтешь молитву и...
- Давай вперед! - грубо перебил его Фосс. Шрам не смел перечить, бывший наемник заставлял уважать себя одним только взглядом.
Вой раздался ближе и с противоположной стороны от дороги.
- И все же? - я непроизвольно проверил наличие в седельных сумках пистолей.
- За её душу молились, но там проклятые земли, - Акан махнул в сторону севера, - совсем рядом. Посему всегда держи оружие наготове.
- Но и про молитву не забывай, - вставил Оливер. - Это тебе монах говорит, пусть и бывший.
Встревоженными ни Рой, ни Фосс не выглядели. Как и Шрам. На многолюдный тракт нечисть днем не нападала. Впереди и позади нас в обе стороны двигались путники.
К вечеру мы благополучно добрались до Четвертого Приюта.
Следующие дни в дороге казались заурядными. Наш караван мирно шел на север. Тракт становился все оживлённее. К вечеру мы должны достигнуть столицы Загорья.
Днем Сумеречье выглядело умиротворенным, чего не скажешь о ночи. Мгла, что висела темной стеной над лесом за частоколом, чудилась еще мрачнее, чем раньше. Лунный свет никак не мог пробиться сквозь небо, затянутое тучами.
Во сне меня мучили кошмары, очень яркие и словно наяву. История с сожженной ведьмой и криками её неупокоенной души соответствовала самым диким байкам про Запустение, какими любили пичкать друг друга по ту сторону Долгого хребта. Две ночи подряд во сне мне слышался вой мертвой ведьмы. А ещё каждую ночь кто-то ходит по крыше. Или нечто. В Сумеречье никто в здравом уме не решился бы гулять в это время по крышам.
Таясь и едва слышно ступая, нечто кралось прямо над нашими головами, затихало на время, потом двигалось опять. За это я мог ручаться. Магический слух Харуза не мог обмануть. Теперь Николас Гард спал с кинжалом в руках. Другой кинжал я прятал под подушку, а на расстоянии фута на спинке стула висел пояс с двумя заряженными пистолями и бракемартом.
- Дурные сны уже есть? - Фосс пристроил свою лошадь рядом, когда покинули очередной Приют.
- Не дурные, - признался я, - страшные.
- Страшные, - согласился он. - Здесь у каждого вновь прибывшего так. Первые дни ничего, а потом начинаются кошмары. После то ли привыкаешь, то ли еще что, но кошмары больше не беспокоят.