- Это здесь, - произнес он, указывая на противоположный край тракта. - Дуб висельников.
Старое дерево с раскидистыми ветками росло поодаль от леса. В Загорье вдоль основных дорог непременно тянулась вырубка. Низкие пеньки сопровождали путешествие путников по обе руки от дороги. Обычно лес расчищался на тридцать-сорок шагов от края тракта, но иногда и более. Древний дуб топоры лесорубов обошли стороной.
- Почему он так называется?
- Потому и называется, что висели на нем пойманные на дороге лихие люди, грабители и воры, - ответил мне отец Томас, выделив последнее сказанное слово. Он полагал, что заденет мои чувства, и зря. Николас Гард давно знает, что такое быть вором, и не монаху о том судить.
Я зло выругался. Едва подумал о пустом выпаде отца Томаса, как вспомнилась ревентольская Стена казней, пальба под восторженные вопли толпы и клятвы отомстить. Неисполненные клятвы. Нет, церковник не промахнулся, хоть и попал не туда, куда целил. Снова как будто бегу от своей же клятвы; до Конрада Дамана рукой подать, а я опять ухожу.
Помрачнев, почти безучастно наблюдал, как Брендон, инквизиторы и Тейвил поочередно прыгали со взгорка вниз. Нехитрый замысел, но может сработать. Мы словно бы из воздуха появляемся на тракте, где наши следы скоро смешаются с другими. Утро сулит дорогам близ оккупированного Бранда передвижение массы войск, патрулей и, в конце концов, поисковых команд по наши души.
- Купец! - позвал Ричард. - Заснул что ли?
Встрепенувшись, последовал за ними. Прыгать пришлось с высоты человеческого роста. Ухнув при приземлении, я непроизвольно глянул на старика. Как он кости не переломал? Хотя сейчас Брендон поддерживал принявшего помощь отца Крига под локоть, пожилой инквизитор не выглядел таким изможденным, как у места гибели отца Самюэля и Джона.
Я посмотрел на возвышенность, с которой мы спустились. Низкая и плоская, сточенная временем почти до уровня земли скала. Давно заросшая, с обнажившимся голым камнем у перекрестка дорог. Ветер сметал снег у края скального выступа. Не видно ни тропы наверху, ни следов нашего пребывания.
Светало на глазах. Мы спешно двинулись по дороге, вышедшей к перекресту у старого дуба.
- Часто ли здесь висят грабители и воры? - спросил я Томаса Велдона, надеясь услышать что-нибудь, что также позволит уязвить церковника.
Лаконичный ответ разочаровал:
- Нет.
- После эльфийского проклятья в Загорье не оставляют мертвецов под открытом небом, - пояснил отец Криг. Он снова тяжело дышал, однако, влекомый под руку Брендоном, шел вровень с остальными.
Под открытым небом? Еще бы! В Сумеречье покойнику запросто взбредет в голову прогуляться под луной, а виселицы нужны как раз для острастки. Дабы повешенные поболтались на виду неделю-другую, а то и месяц. Но кому нужны мои измышления? Все смотрели только под ноги.
Не теряя драгоценное время на пустые разговоры, мы ступали дальше.
Утро выдалось тихим, мороз спал, потянуло сыростью. Судьба благоволила нам: оттепель уберет оставленные следы вместе со снегом, однако белый покров пока лишь только намок. Мы поспешали за Велдоном. Я ловил себя на мысли, что постоянно вслушиваюсь в безмолвие, окутавшее дорогу, даже потянулся к магии. Но улавливал только звук шагов по снегу да дыхание инквизиторов, Ричарда и Брендона.
- Сюда, - отец Томас свернул на дорожку, вильнувшую от тракта в лес.
На узкой дороге с трудом могли бы разъехаться две крестьянские подводы. Деревья сразу подступили к обочине. Лес вокруг рос густой, стволы и кустарник теснились плотно. Рассвело окончательно, а ночью тут было бы очень не по себе. Только день для нас не менее опасен. Физиономия бредущего рядом Тейвила выражала явное беспокойство. Барон вспомнил орочьи разъезды, пробормотал что-то неразборчивое на их счет и сплюнул на снег.
Почти сразу, как торговый тракт скрылся за деревьями, лес расступился. Теперь по левую руку от дороги потянулась череда полей. Обработанная земля под снежным одеялом уходила вдаль и растворялась в утренней дымке. Где-то поблизости должно быть крупное село или усадьба лорда, а значит и огсбургские гарнизоны.
- Как на ладони, - с досадой произнес я.
Барон разродился солдафонской бранью.
Велдон смерил нас холодным взглядом. Его задевало столь явное проявление сомнений в правильности выбранного им маршрута.
- Почти пришли, - сухо сказал он и махнул рукой куда-то вперед. - Хутор. Я его уже вижу.
Кажется, и впрямь что-то темнело.
- А вдруг там имперцы? - я решил задать несколько вопросов, пока еще не оказались в глубине открытого пространства. В своем ли уме церковник? Куда он нас тащит?
- Нет там никого, - с уверенностью сказал Велдон.
- Откуда вам знать, святой отец?
Инквизитор опустил голову и глубоко вздохнул, намереваясь отчитать зазнавшегося вора.
- Слушайте отца Томаса, - в разговор вступил старый монах. Он снова слегка пошатывался и опирался на угрюмого Брендона.
- И все же, - поддержал меня Тейвил, но говорил он гораздо учтивей, - почему вы оставляете без внимания наши опасения?
- Хутор слишком мал, чтобы взять на постой даже десяток человек, - Велдон ожег взглядом. - Но там есть скрытый от посторонних взгляд подпол, где переждем поиски. Хозяин хутора не просто лесник, его прошлое темно, но он крайне обязан Матери Церкви и лично мне.
Я хмыкнул. Очевидно, на хуторе поживает старый контрабандист. Захотелось вставить несколько словечек про то, что прошлое не оставляет людей, чье ремесло схоже с воровским. Только смолчал, больно яростно Велдон смотрел на нас.
- Когда поиски улягутся, Пол Губошлеп уведет нас от Бранда звериными тропами, - продолжил инквизитор. - Есть еще вопросы?
Так и чесалось узнать, чем же бывший бандит обязан столь ревностному служителю Церкви, как Томас Велдон, однако первым заговорил лейтенант.
- Пол Губошлеп, - медленно проговорил новое имя Ричард, словно бы запоминая. - Так зовут хозяина хутора?
- Да, - отрезал отец Томас, - и на том довольно с расспросами. Дорого каждое мгновение.
Инквизитор направился в сторону хутора, не удосужившись посмотреть, последовали ли мы за ним. Старый отец Криг заковылял следом при помощи громилы Брендона. Переглянувшись, я и барон двинулись за ним.
- Будем считать, что объяснениями отца Томаса мы удовлетворены, - обронил Ричард. Правда, невеселое выражение его морды говорило об обратном.
Темно-серое пятно постепенно вырастало в небольшой хутор у опушки леса. Ближе к срубу лес, шедший по правую руку от дороги, уходил в сторону и огибал строения в полусотне шагов от высокого забора, а сама дорога уходила дальше и скрывалась из вида, обходя деревья.
Подворье из серых бревен срублено на здешний манер, с глухим высоким частоколом и общей крышей, накрывшей дом и весь двор. Приближались к хутору мы теперь настороженно. Раскрытые настежь ворота, печная труба без дымного столба и отсутствие намеков на жизнь внутри частокола говорили об опасности. Особенно в Загорье и тем более после ночной поры.
Шли, растянувшись цепочкой из трех человек. Тейвил посередине, Брендон и я с боков. Несмотря на яростный протест барона, монахи ступали в паре шагов позади, вновь шепча свои молитвы. Доводов, что безоружным к хутору соваться не след, они не услышали да и не хотели слышать. Брендон держал взведенную аркебузу и по обыкновению был молчалив как рыба. В руках Ричарда и у меня по паре пистолей.
Я проклинал судьбу. Делая шаг за шагом, ждал, что за частоколом закричат, раздастся стрельба. Чувствовал себя солдатом на поле брани, отважно и глупо шествующим на вражьи пули. Нет, это даже не морской бой, здесь нет борта, за которым укроешься от аркебузы. Мы сближались с забором, сердце колотилось все сильнее.