Всё внутри Лики сопротивлялось приказу.
«Неправильно, не так, не сейчас, не здесь!»
– Выходит, правду люди говорят, – прошипела женщина, и в её руке появился нож, – никакая ты не бесценная! Это всё враки, да-да, я слышала, отец города просто хотел поднять репутацию Илассета. Да? Отвечай!
– Э! Нож убрала! Живо!
Один из мужчин достал из-за пояса дубинку, пока второй продолжал держать Лику.
– Ты не видишь?! Она не бесценная! – рявкнула женщина.
Шкатулка испарилась из пальцев Лики.
– Бесценных нельзя заставить открыть шкатулку, – повторил бродяга. – Только попросить. Эй, милая девочка, милая бесценная, будь добра, пожалуйста, награди меня с братом именами, любыми. И мы выведем тебя отсюда невредимой, а? Что скажешь?
А Лика онемела от страха. Она смотрела то на одного безымянного, то на другого, пытаясь найти в их лицах хоть что-то человеческое, но оба казались пустыми серыми пятнами, на которых не получалось сфокусировать взгляд, не удавалось понять, о чём они думают, что это за люди. Будто на картину упали две капли воды, размыв лица и суть этих людей. Она тоже была такой, пока не получила имя? Или даже безымянные бесценные отличаются от остальных?
– Чего ты ждёшь? Произнеси имя! Ну? Мы п-просим тебя, просим же, ну! Тебе жалко? Или ты считаешь нас недостойными имён, а? А?!
– ОТПУСТИ МОЮ ДОЧЬ!
Лика дёрнулась на звук, но ноги подкосились, и она рухнула в грязь, запутавшись в плаще, а когда подняла голову, то увидела отца. Он стоял со сжатым в руке дарёным кинжалом, а его глаза, казалось, от ярости светились голубым пламенем.
– Папа! – Лика бросилась к нему и заревела в голос.
– Я здесь, всё кончено, – причитал Матар. – Всё кончено, богиня, всё кончено.
Он убрал окровавленный кинжал в ножны, набросил на голову Лики капюшон, закрыв от её взора весь мир, и подхватил на руки. Лика трижды качнулась в объятиях отца, как будто он переступил через что-то.
Матар подошёл к застывшей у переулка страже.
– Ловко вы их!
– Не знаю, как это я… Как будто это и не я был вовсе. У меня будут… кхм, проблемы с этим?
– Вы защищали бесценного ребёнка. Идите домой.
Лика, убаюканная размеренным шагом отца и звуками шуршащих мокрых камушков под его сапогами, перестала плакать.
– Прости меня. Не надо было мне убегать…
– Да, не надо было, – согласился Матар.
– Мама сильно разозлилась?
– Нет, что ты. Испугалась.
– Сильно испугалась?
– Очень сильно.
– То есть она не будет ругаться?
– Может быть, завтра будет.
Лика шмыгнула носом.
– Они хотели, чтобы я открыла шкатулку той женщины. Я сказала, что открою, только бы меня отпустили.
– Правильно сказала. Запомни: нет ничего дороже твоей жизни.
– Она дороже даров?
– Всех даров в мире, да.
– А те двое хотели, чтобы я дала им имена. И я не смогла. Не знаю почему. Всё было неправильно, но это было неправильнее всего. Понимаешь?
– Ты бесценная, Лика. Ты можешь поступать так, как считаешь нужным. И правильным.
– Спасибо, папа.
– Пришли. Не забудь и у мамы попросить прощения, хорошо?
Лика кивнула и незаметно вытерла нос о папин воротник.
Матар спустил дочь на землю, в этот же момент дверь в дом распахнулась, и на порог выбежала Дора. Она схватила дочь в охапку, а после – долго не отпускала, прерывисто дыша в её волосы. Лика снова плакала и сбивчиво обещала больше так не делать.
На что Дора счастливо вздохнула и с улыбкой сказала:
– Пойдём, расскажешь начальнику охраны, как тебе удалось улизнуть.
– Зачем? – удивилась Лика и даже плакать перестала.
– Надо же понять, кого наказать за то, что бесценную прохлопали! – засмеялась Дора, вытерев красные от слёз глаза.
Глава 4
4 года спустя, последний день лета
Приближались именины младшего принца Илассета, и город не спал ни ночью, ни днём. Люди украшали улицы лентами и цветами; труппы актёров разыгрывали сценки на площади; женщины готовили угощения, мужчины чинили крыши и красили дома, пока дети носились с поручениями. Гостиницы были переполнены, а в замке, говорят, не осталось свободных спален для гостей. Приехала вся семья правящей четы, даже сводный брат Стефана – Ри́нел, с сыновьями, хотя их не ждали.
После того как принцем ветви стал Севир, отношения Стефана с братом обострились. Поговаривали, тот приехал убедиться, что безымянный принц не излечился от недуга, а значит, после окончания правления Севира ветвь должна была перейти к семье Ринела. Может, поэтому Стефан разрешил торжество – надеялся утереть нос сопернику. И люди с радостью устроили праздник.