Лика опустила взгляд, хотя как тут было не привлечь внимания, когда её сопровождали сразу четверо стражников. Выдали её, впрочем, вовсе не они.
Один мальчик, услышав звон доспехов, повернулся. Лика встретилась с ним взглядом, и он сразу узнал её.
«Хлебнёт она ещё горя с этими глазами», – вспомнились слова матери.
– Бесценная, смотрите! Это бесценная! – восторженным шёпотом, который прогремел в этой тишине, словно гром, сказал мальчик. Люди посмотрели на Лику с невыразимой надеждой, как будто прямо сейчас она должна была совершить чудо. Однако шкатулка Лики, охваченная багровым туманом, вызывала испуганные возгласы.
Стражники провели Лику мимо песенной и остановились у двери, которая разделяла здание на две части. Стражник постучал по ней железным кольцом, и буквально сразу створка открылась. За ней стояли девушка – ровесница Лики – и пара женщин постарше: одна была совсем седой, с водянистыми глазами, а вторая – чуть моложе матери Лики, пышногрудая и рыжеволосая. Лица у них были угрюмыми, а серые одежды, свободно ниспадавшие с плеч, делали фигуры чересчур объёмными и тяжёлыми.
– Благодарим за помощь, – сухо произнесла девушка. Волосы у неё были заплетены в две косы, которые перевитыми змейками лежали на груди. – Мы позаботимся о бесценной.
Лика надеялась, что смена конвоиров позволит ей хотя бы поговорить с кем-то, но послушницы были так же молчаливы, как и стражники. Они только представились: девушку звали Микаэ́лой, старушку – Баллой, а рыжую – Софу́р, – а после рассказали Лике о порядках.
– Мы будем по очереди сидеть с тобой в келье. Приносить воду, пищу и всё, что тебе понадобится, в разумных пределах, конечно. – Микаэла шла впереди, то и дело сворачивая на перекрёстках. Лика совсем потеряла представление о том, где находится: эта часть храма была похожа на лабиринт.
– Перед равным судом, – прошамкала беззубым ртом Балла, – тебя переоденут и дадут прочитать книгу Двуликой. Ты умеешь читать, дитя?
– Да, – ответила Лика и поспешила спросить: – Скажите, а смогу ли я увидеть родителей?
– Богиня, конечно же нет! – фыркнула Софур. – Никаких посетителей, кроме слуг богини.
– А после суда?
– Если на то будет воля Двуликой. Всё зависит от её приговора. Если на твоей стороне будет светлый лик, естественно, ты выйдешь отсюда очищенной от вины. Мы пришли.
Микаэла отперла одну из комнат. Нигде не было заметно таблички или хоть какой-то детали, которая отличала бы эту келью от остальных. Словно угадав мысли Лики, Софур со смешком сказала:
– Попытаешься выйти без дозволения – заблудишься. И неизвестно ещё, как скоро тебя найдут.
– Довольно, Софур. Ты придёшь на рассвете, а ты, Балла, на закате. Я буду помогать бесценной после обеденного колокола. Лика, поставь шкатулку на стол.
«Помогать? Стеречь, ты хотела сказать», – подумала Лика, войдя в келью.
В комнате была узкая, жёсткая кровать, застеленная тонким покрывалом, набитая шелухой подушка, похожая на тряпочку, деревянные стул и столик, ночная ваза. От стены до стены Лика дотянулась бы ладонями, а с Софур, наверное, смогла бы разминуться разве что боком. На обратной стороне двери был изображён лик богини: разделённое надвое женское лицо, наполовину закрашенное углём, наполовину – мелом.
Внешняя красота и богатство храма никак не сочетались с этой бедной, простецкой комнатушкой.
Микаэла попрощалась с послушницами и закрыла дверь.
В этот же момент девушку как подменили. С лица словно кто-то сдул равнодушие и невозмутимость, показав тщательно скрываемые эмоции. Микаэла перекинула косы на спину и, взяв изумлённую Лику за руки, шёпотом спросила:
– Что произошло, бесценная? Мы жутко перепугались! Нам сказали, что будет равный суд! Старуха Балла как услышала – схватилась за сердце, а я тут же поняла, что произошло что-то ужасное! Хранители молчат и готовятся к суду. Я сразу вызвалась быть твоей помощницей, чтобы эти старые горгульи тебя не запугали. Что? Почему ты плачешь? О богиня, ну тише, тише!
Лика порывисто обняла Микаэлу и разревелась, выплеснув весь накопившийся страх. Сквозь всхлипы она рассказывала, как всё было, раз за разом повторяя, что ничего не крала. Микаэла гладила Лику по волосам и покачивалась в такт её рыданиям, бормоча что-то утешительное. Выслушав, она вытерла щёки Лики и прошептала:
– Никому до суда не рассказывай об этом, поняла? Никому! Особенно Софур, она та ещё болтушка! Можешь посоветоваться с Баллой, она всё-всё знает, только про пустую шкатулку молчи: не поверит и на суде обвинит тебя во лжи, а её слово много весит!