Она улыбается, гладит меня по щеке и выглядит гораздо взволнованнее, нежели раньше.
— Прощай, сынок.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Я заполучил её. Не скажу, что уверенной хваткой, но все же она была моей. Мы с Оливией с легкостью окунулись в отношения. Ежедневная рутина была для нас невероятно легкой и воздушной. Мы играли, целовались и часами напролет болтали обо всем на свете. Я никогда не мог предсказать, что она скажет дальше, и мне это нравилось. Она отличалась от всех девушек, с которыми я встречался раньше. Даже Джессика, в которую я практически влюбился, не вызывала во мне таких чувств, которые пробуждала Оливия.
Однажды у нас зашёл разговор о том, сколько детей мы бы хотели иметь. В основном об этом говорил я, потому что Оливия всегда и во всем старалась не загадывать на будущее.
— Пять. Я хочу, чтобы у меня было пять детей.
Она удивленно приподняла бровь и наморщила нос.
— Слишком много, а что, если твоя жена не захочет так много детей?
Мы приехали на пляж и разлеглись на пледе, притворяясь, что любуемся на звезды, хотя на самом деле не сводили друг с друга глаз.
— Думаю, что мы с тобой сможем найти компромисс.
Она начала быстро моргать, словно что-то попало ей в глаз.
— Я не хочу детей, — сказала она.
— Нет, хочешь.
Она ненавидела, когда я так делал. Она ненавидела, когда я говорил ей, что она ошибается насчет своих же собственных мыслей.
Я приподнялся на локтях и устремил свой взгляд на воду, пытаясь избежать грязного взгляда, которым она меня одарила.
— Ты никогда не навредишь им, — сказал я. — Ты не будешь такой, как твой отец, и не закончишь, как твоя мать, потому что я никогда не брошу тебя.
— Тогда я умру от рака.
— Нет, не умрешь. Мы будем постоянно тебя проверять.
— Черт возьми, как ты узнаешь, о чем я думаю?
Я посмотрел на неё. Она прижала колени к груди, положив на них голову. Её волосы были собраны на затылке в большой нелепый пучок. Мне хотелось распустить его, чтобы волосы спадали вниз по спине, но она выглядела так мило, что я решил этого не делать.
— Я вижу тебя даже тогда, когда ты думаешь, что я на тебя не смотрю. Кажется, я одержим тобой.
Она попыталась сдержать улыбку, но я видел, как она зародилась в уголках её рта. Я повалил Оливию на спину. Она засмеялась. Она почти никогда не смеялась… Мне хватит пальцев обеих рук, чтобы сосчитать все случаи, когда мне удавалось услышать её смех.
— Ты никогда не сдаешься. Именно поэтому ты мне так нравишься, Оливия — без второго имени — Каспен. Ты заставляешь меня потрудиться ради каждой твоей улыбки, каждого твоего смешка…
Она покачала головой.
— Я не смеюсь.
— Правда? — мои пальцы ползли вверх по её ребрам. Я щекотал её, а она смеялась. Смеялась так сильно, что я сам едва сдерживал смех.
Когда мы успокоились, она положила голову мне на грудь. Её следующие слова застали меня врасплох. Я старался лежать как можно тише, сдерживая дыхание и опасаясь, что Оливия прекратит говорить сердцем, стоит мне только пошевелиться.
— Моя мама хотела, чтобы у неё было шесть детей, но родилась только я, и это было довольно дерьмово для неё, потому что я оказалась той еще чудилой.
— Ты не такая, — возразил я.
Она подняла голову, чтобы взглянуть на меня.
— Я подводила губы черной подводкой для глаз и сидела в «позе лотоса» на кухонном столе… медитируя.
— Не так уж и плохо, — сказал я. — Ты просто хотела внимания.
— Ладно, когда мне было двенадцать, я начала писать письма своей биологической матери, потому что мне хотелось быть удочеренной.
Я покачал головой.
— Твое детство отстой, и тебе просто хотелось другой реальности.
Она выдохнула через нос.
— Мне казалось, что у меня в душе живет русалочка, я называла ее Сарой и болтала с ней.
— Активное воображение, — парировал я. Она становилась настойчивей, её маленькое тело извивалось в моих объятьях.
— Я пыталась сделать бумагу, высушивая хлопок.
— Ботаничка.
— Мне хотелось немного единения с природой, поэтому я заваривала траву и пила её, добавляя грязь в качестве подсластителя.
Я промолчал.
— Ладно, это действительно странно.
— Спасибо! — сказала она, а затем снова стала серьезной. — Моя мама любила меня, не смотря на все эти причуды.
Я сильнее сжал её в своих руках. Я боялся, что ветер, вода… сама жизнь отнимут её у меня. Мне не хотелось, чтобы она испарилась.
— Лежа при смерти в больнице и страдая от невыносимой боли, она волновалась только обо мне, — Оливия сделала паузу и слегка улыбнулась. — У неё не было волос. Её голова напоминала сверкающее яйцо и всегда была холодной. Я попыталась связать ей шапку, но она получилась просто ужасной, вся в дырках, но мама, конечно же, все равно её надела.