— Оливия.
Она медленно направляется ко мне, но не останавливается в нескольких шагах, как я предполагал. А идет прямо в мои объятия и прижимается ко мне. Я держу её, уткнувшись лицом в её волосы. Откуда у такой крошечной женщины может быть столько силы, чтобы я восстановился, просто глядя на неё? Я вдыхаю её в себя, чувствую её в кончиках пальцев. Знаю, знаю, знаю, я спичка, а она бензин, и друг без друга мы просто два предмета, которые никак не реагируют.
— Это ты была в палате?
Она кивает.
— Медсестра сказала, что мать Эстеллы была там. Я искал ее рыжие волосы…
Она снова кивает.
— Она так решила, а я не стала её переубеждать. Сэм позвонил Кэмми, Кэмми позвонила мне, — объясняет она. — Я сразу же приехала, — а потом прикасается ладонями к моим щекам. — Давай вернемся и посидим с ней.
Я вдыхаю воздух, стараясь сдержать переполняющие эмоции: облегчение от того, что она здесь, страх за мою дочь и злость на себя. Мы идем к Эстелле и, не произнося ни слова, садимся рядом с ней.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Оливия остается со мной на три дня. Она кормит меня, приносит одежду и сидит с Эстеллой, пока я принимаю душ в маленькой ванной, прилегающей к палате. Я не спрашиваю, почему она приехала, или где её муж. Вместо этого отбрасываю все вопросы и позволяю нам быть вместе в худшие дни моей жизни. Помимо Лии, неизвестно где пропадает и мой брат Сэт. Когда я в последний раз общался со Стивом, тот упоминал, что брат собирался на глубоководную рыбалку. Интересно, смогла ли Кларибэль с ним связаться, и знает ли он о том, что наша мать и отчим мертвы? Затем на меня обрушивается вся странность этой ситуации. Лия и Сэт одновременно исчезли, а моя мать перед поездкой в Лондон с моей дочерью странно себя вела. Может, она узнала, что Лия и Сэт вместе? Я пытаюсь не думать об этом. Пусть делают, что хотят.
На второй день Оливия мягко напоминает мне о том, что пора заняться организацией похорон родителей. Поздним вечером я разговариваю по телефону с организатором похорон, когда входит Оливия, держа в руках два стаканчика с кофе. Она отказывается пить больничный кофе и совершает набеги в «Старбакс» на соседней улице дважды в день. Я беру у неё стаканчик, она садится напротив меня. Альберт — Требьла — организатор похорон задает какие-то вопросы, но я не могу сосредоточиться на его словах. Цветы, вероисповедание, уведомления по почте. Так много всего. Когда она замечает, что я не могу принять решение, то ставит стаканчик кофе на пол и забирает у меня телефон. Я слышу, что она говорит тоном, который обычно использует в зале суда.
— Где вы находитесь? Да, я буду у вас через сорок минут.
Она исчезает на три часа. А вернувшись, сообщает мне, что обо все позаботилась. Она приехала к тому моменту, когда Эстелла очнулась. Я днями смотрел на её веки, поэтому практически расплакался, когда увидел цвет зрачков дочери. Она хнычет и просится к мамочке. Я целую её в нос и говорю, что мамочка уже едет. У Лии возникли проблемы с рейсом из Таиланда. Мы поссорились по телефону. В последний раз, когда мы созванивались, у нее была пересадка в Нью-Йорке. Конечно же, она винит меня. Я тоже виню себя.
Когда доктора и медсестры выходят из палаты, Эстелла засыпает, держа меня за руку. Я так благодарен, что она не спросила про бабушку и дедушку. Даже после того, как её пальчики ослабли, я всё равно держу её маленькую ручку, и моё сердце бьется немного спокойнее.
Оливия стоит у окна, глядя на дождь. Она на несколько часов ездила домой, чтобы принять душ. Я думал, что она останется там на всю ночь, но через два часа она вернулась, одетая в джинсы и белую тунику, волосы ещё были влажные и пахли цветами. Я смотрю на её силуэт, и в десятый раз за день меня охватывает смешенное чувство горя и сожаления.