— А сюда-то как? — спросил его Файрмен.
— Сюда? Получил справку в Бюро о том, где ты путешествуешь, и отправился. Не сразу, конечно, сначала я тебя в Антиборе дождаться хотел. А потом прочел в «Хронике путешествий», что какой-то Черный Саймон и Емеля Лапоть вернулись из пятнадцатого века с сокровищами ацтекского императора, забыл, как там, черт, его фамилия.
— Имя, Рут, имя. Ашайакатль.
— Ну у тебя язык без костей, а я такие слова не выговариваю. Короче, я сразу все понял.
— Чего ты понял, Рут? — удивился Файрмен.
— Что дела у вас тоже тухлые. Прав я или не прав?
— Прав, но как?..
— Да так, — перебил друга Рут. — Это я вас подставил-то, получается, — он повесил крокодилью голову на могучую грудь.
— То есть как?! — грозно воскликнул Глоб, хватаясь за топор.
— Глоб! — осадил его Файрмен. — Брось сейчас же! Мы должны его выслушать.
Глоб нехотя подчинился.
— Я ведь уже говорил, — уныло продолжил Рут, — что перед тем, как на Лебедя лететь, я к Емеле Лаптю в лавку за оружием заходил. И он меня о тебе расспрашивал, Рут. Где ты, да что? И летишь ли ты со мной? А я и ляпни, что с тобой теперь каши не сваришь. Что ты собрался в пятнадцатый век, индейцам головы дурить, их богом прикидываться, пока конкистадоров в Америке нет, и что это, мол, не по мне. Только я думал, что без меня ты туда не отправишься, а когда я вернусь с Лебедя с полными трюмами золота, так уж и не надо будет. Вот ведь как вышло, Файр.
— Ладно, Рут, а здесь-то ты как меня разыскал?
— В какой год ты направился, я узнал в Бюро. К Емеле я тоже зашел. Он было за пушку, а я ее хвостом выбил, к стенке его прижал и пару раз у него перед носом зубами лязгнул. Он мне все и выложил, где вы да что вы. Я понял, что надо вас вытаскивать. Продал денебскую жестянку по дешевке какому-то вновь прибывшему олуху, слетал по спейстаймтрансу к Аяксу, прямо в Древний Рим, напомнил ему, что он тебе жизнью обязан, и вот мы здесь. Кстати, в Риме фурору наделал, они все в шоке были, когда меня увидели, кричали, что к ним какая-то Амимет пожаловала. Не знаю уж, кто это.
— Да плевать на Рим, — возбудился Глоб. — Ты говорил, что ты сюда не один пожаловал?
— Ну да. Здесь недалеко каравелла, которую Аякс с ребятами в Кадисе купили. А меня он у берега Африки подобрал, в устье Нигера. Я там сидел один среди крокодилов. Сам понимаешь, в Испании мне бы с такой внешностью не поздоровилось. Все дело бы загубил. Потому и не люблю я летать в это прошлое, — тяжело вздохнул напоследок Рут.
— Ну ты сам себя таким сделал, — заметил ему Файрмен. — Зато нас ты разыскал именно благодаря твоим особым способностям.
Рут действительно умел плавать быстрее крокодилов, почти как дельфин, его удивительный хвост служил ему в воде неплохим винтом.
— Так где каравелла-то? — спросил практичный Глоб. — Плыви за ней, что ли?
— Вместе поплывем, — возразил Рут, — садитесь на плот.
— У него паруса нет и весел, — грустно заметила Саша.
— Это неважно, у вас теперь есть мотор, — улыбнулся Рут.
Орудуя хвостом, как винтом, и толкая перед собой плот, Рут быстро доставил невезучих трапперов к кораблю Аякса. Путь в Кадис был открыт.
Глава X. ЗАМОК ПОЛТЕРГЕЙСТ
Ну вот откуда они все узнали? Что за секретная шпионская служба работает в этом лицее? Костя в который раз поражался тому, как быстро в «Школе-ПСИ» распространяется любая, даже тщательно скрываемая, информация. Ведь не говорил же он никому! Уже после первого урока Мишка Павлычев хлопнул его по плечу:
— Ну чо, Костянтин, сегодня твой адмирал наш лицей посетит?
Костя растерялся от неожиданности.
— Он в форме приплывет? — поинтересовался Мотя Горенко.
— В фо-орме, наверняка в форме, — ответил за Костю Мишка. — Я думаю, что и на корабле под парусами.
— Он подводник, — попробовал защититься Костя.
— Так вроде лужи-то уже высохли, — глянул в окно Леха Вербов. — Не по чему плавать.
«Вот гад, — разозлился вдруг Костя, — и этот туда же!» Леха Вербов редко кого подкалывал, а Костя к нему чувствовал особое расположение. Они были если не друзья, так, по крайней мере, добрые приятели. И Костя никогда не позволял себе в сторону Лехи никаких обидных выпадов.
— Нет, одна лужа осталась, здоровая, у волейболки. Там и на подлодке можно ходить, — не унимался Павлычев.
И ведь ничего умного не сказал, а все ржут.
— Придет, сами увидите, — пробурчал Костя единственное, что пришло ему в голову.
И такие шуточки продолжались весь день. Эта тема интересовала, кажется, всех, кроме Лидочки и Машки. Но Лидочка вообще ни над кем не издевается. А вот безразличие Машки, как ни странно, раздосадовало Костю больше всего. Он ведь ее знал. Если она кем-нибудь интересуется, то от нее этому человеку покоя нет. Язык у Машки острее перочинного ножика. А если все тебя колют, а она молчит, значит, ты ей по фигу. Вот такой неутешительный вывод еще раз сделал для себя Костя Костров.
Единственное, что подсластило пилюлю, — это четверка по физике. Все-таки уроки он после вчерашнего разговора с дедом выучил. Догонять пришлось. Времени много ушло. Зато, когда сел к компьютеру, дед уже спал, и грузился Интернет так, что одно удовольствие.
Дед пришел в форме. И регалии все нацепил. Лицеисты отловили его уже у входа.
«Ну, дед, держись, — подумал Костя. — Сейчас они тебя разделают». Спрятавшись в раздевалке, он мог, немного отводя в сторону чье-то пальто, оставаться свидетелем всего, что творилось в коридоре. Косте вдруг стало весело. Он с удивлением почувствовал, что даже рад происходящему.
— А вы кто? — атаковала деда Оля Вешкина.
— Почему не здороваешься? — строго напустился на нее дед.
— Здравия желаю, господин адмирал! — Ольга вытянулась во фрунт и взяла под козырек.
— Ого, как ты меня повысила в звании. Вольно! Кстати, к пустой голове руку не прикладывают.
Дед лениво, как большой морской корабль, двинулся по узкому коридору, осматриваясь и разглядывая таблички на дверях кабинетов, авось там окажется написано: «Зав. учебной частью».
— А вы к нам на подлодке приплыли? — сменил Ольгу Мишка Павлычев.
— Молодец, — разбираешься в форме Вэ Мэ эС, — похвалил его дед. — Выражаю тебе устную благодарность от лица командующего.
С поддержкой к Мишке уже спешила оправившаяся Оля:
— Это у вас ордена? Где вы воевали? — она заглянула деду в глаза, пальчиком поглаживая орденские планки у него на груди.
— Бог миловал, — спокойно ответил дед, — нигде.