— Вот тебе!.. Вот тебе, сукин сын!.. Вот тебе, стервец!.. Будешь помнить, как у отца лис воровать… Вот!.. Вот!.. Вот!..
Прошка катался по снегу и визжал пронзительным голосом:
— Тя… я-я!..Тять!.. Ой!.. Не буду!.. Пу-сти!..
— Врешь, паршивец… Я тебя выучу… Вррешь!..
— Тятька, дай сказать… Ой!.. Тя… я… я!.. Наконец Прошке удалось выскользнуть из отцовских рук. Он откатился от него и, вскочив, побежал в сторону, увязая в снегу.
— Стой!.. Стой, тебе говорят!..
Но Прошка не останавливался.
— Стой, Прошка! Стой. Больше не трону. Отбежав шагов на пятнадцать, Прошка остановился.
— Не буду бить, постой… скажи ты мне на милость, — зачем ты у отца лис крал?.. А?..
Прошка молчал, всхлипывая.
— Ну?
— Ружь… Ружье хотел ку… ку-пить…
— Што-о?
— Ружь… Ружье.
Обрадовался в душе Савелий, думая: «Вон на что парень лис-то крал… Ах, жулик!.. Не на что-нибудь плохое, а на ружье… Ах, он!..» А вслух сказал, сурово нахмурившись:
— А рази это дело — воровать? Да еще у отца. Ты бы так просил, а то на-ко!..
— Я просил, да ты не по… ку… па-ал.
— Не покупал! Мал был ты… Да… Мал… — и неожиданно добавил: — вот теперь куплю.
— Вре-ешь? — не поверил Прошка.
— Сказано куплю — значит куплю. Ну, иди сюда.
— А бить не будешь?
— Не буду. Иди.
— Побожись.
— Иди, говорят тебе! — крикнул Савелий, и Прошка медленно начал приближаться к отцу, искоса недоверчиво посматривая на него. Шагах в трех остановился.
— Значит, и ту лису ты упер?
— Я… я… я…
— Где ж она?
— Ободрал.
— А шкура?
— На дворе за дровами, за… запихал.
— За дровами?… Уж не ты ли и лыжи мои туда засунул… Постой… Да ведь это за тобой я вчера гнался… А?
Прошка фыркнул и утер рукавом нос.
— Ах, стервец… Еще ржешь над отцом-то.
И, подойдя к сыну, дал ему подзатыльник, но уже без злобы, а так, чтобы уважение к отцу имел.
Прошка почувствовал это, улыбнулся и, все еще всхлипывая, потихоньку спросил:
— А ружье… взаправду, купишь?
— Сказано — куплю. Ну, надевай лыжи, пойдем за лисой. Ружье там у меня в снегу, да кушак бросил — тебя, стервеца, догонял.
Не спеша начал подниматься Савелий по берегу оврага в «Пролаз», а Прошка шел за ним следом. Шел и улыбался, думая о том как он с отцом за охотой ходить будет — не так, а с ружьем, со «своим» ружьем.
А Савелий бурчал в бороду:
— Куплю парню берданку, пусть по отцовской дороге идет. Дело-то ладнее будет. А то, на-ко что задумал. Ах, шельма!
Подняли по дороге кушак, и Савелий опять туго подпоясался им.
Яркое солнце играло на снегу. На голубом небе не было ни облачка. Мороз освежал разгоряченные тела и лица, и свежий воздух живительными потоками вливался в грудь.
Савелий и Прошка прошли мелятник и скоро за кустами увидали на снегу красно-бурую лису. Увидали и оба улыбнулись, — Прошка широко растянув рот, а Савелий незаметно, в душе, чуть только тронув под замерзшими усами углы губ.