С искренней (пока еще) заботой о тебе,
смиренные казначеи твоих мастеров редких и завидных искусств, самолично.
Писано в первый Люнов день месяца зольня 1233 года.
Сегодня восемнадцатое, почти середина зольня. Жатвень наступит скоро, а вместе с ним и срок уплаты.
Кольцо вонючки – неплохое начало, но придется еще что-нибудь украсть в Кадоте.
А еще мне понадобится скупщик.
3
Говнюк меченый
– Гоблинское серебро, что ли? – спросила пожилая торговка, хмуро разглядывая в лупу кольцо вонючки.
Хотя и без лупы было понятно, что здесь потрудился молот гоблина. Отраженный от гоблинского серебра свет дает странный зеленоватый оттенок, и кое-кто считает, что даже золото меркнет перед такой неземной красотой. То есть это я так считаю.
Не менее эффектно фонарь торговки высвечивал и мою татуировку с раскрытой ладонью.
– А ты, я вижу, на плохом счету у Берущих. Тебе нужна работа?
На самом деле она вовсе не собиралась меня нанимать. Просто хотела выяснить, насколько я голоден. Старуха не принимала товар у тех, кого плохо знает.
– Работа у меня есть, но все равно спасибо.
– Было бы за что.
Именно так я и думал.
– Тогда на кого же ты работаешь? На Кобба?
– Десять шиллингов, – назвал я цену. – И буду благодарен тебе за каждого «совенка».
Она рассмеялась, показав желтые пеньки, которые можно было принять за зубы лишь при большом желании.
– «Совята» найдутся, только десяти ты не получишь. Больше похоже на шесть.
– Мы оба знаем, что кольцо стоит пятнадцать, и ты сама продашь его за одну золотую «королеву» и одну золотую «девку». Фокус в том, что я буду набавлять по шиллингу каждый раз, когда ты предложишь меньше, чем я запросил. И теперь я хочу одиннадцать. Но если ты желаешь отдать за него двенадцать, то предложи мне семь.
– Ишь чего выдумал, говнюк меченый!
– Я не беру денег за откровенность, мне нравится говорить начистоту. Но если ты хочешь получить этот зеленоватый кусочек серебра, дай мне одиннадцать, и желательно…
– «Совятами». Я это уже слышала, мелкий…
– Назови меня еще раз говнюком – и будет двенадцать. Мне просто лень с тобой препираться.
Она захлопнула свою коробочку с пеньками и прищурилась на меня.
Сквозь щели в потолочных досках послышался храп.
Старуха перестала щуриться.
– Да, я знаю, он должен был выследить меня и обнять покрепче где-нибудь в темном переулке, если ты прикажешь. Но пока ты таращилась на мое кольцо, я произнес сонное заклинание. Маленькая магия. Воровская магия. На смышленого парня она бы не подействовала, но твой приятель, судя по звукам, слишком налегает на пиво и немного растянул рубашку на пузе. У толстяков особый храп.
Словно подтверждая мои слова, храпящий запнулся, умолк, а потом затрубил с новой силой.
– Я дам тебе девять, лишь бы не слышать больше твоего восточного говора, гальтский говнюк.
– Тринадцать, потому что ты сбросила цену и повторилась.
Она дернулась, словно хотела оттолкнуть меня, но тут же села на место.
– Десять, и это сущий грабеж.
– Четырнадцать. А если ты и дальше будешь тянуть волынку, я, пожалуй, послушаю, что мне скажут об этом кольце в лавке рядом с колокольней, на улице Оперенного Лука. Той самой, с пауком на вывеске. Кобб, ты сказала? Твой конкурент, да? И бывший любовник в те времена, когда вас обоих еще интересовало, чем люди писают. Просто ты произнесла его имя с этакой кисловатой теплотой. Но раз уж ты меня до сих пор не выставила, значит отдашь и пятнадцать, как я сказал с самого начала. Но если будешь благоразумной, я возьму только четырнадцать, потому что немного сентиментален, а ты похожа на ту вонючую старуху, которая когда-то лишила меня невинности.
Тяжелейшим усилием воли она закрыла рот, отсчитала четырнадцать шиллингов, без единого «совенка», подтолкнула ко мне и засунула кольцо в карман. Я опустил монеты в кошель, гадая, неужели она так и позволит мне уйти без своего напутствия.
Она не позволила.
Зашипела на меня, словно урримадская змея из корзины:
– Можешь считать себя умником, но для меня ты просто мерзкий черноязыкий вор, и никем другим никогда не станешь.
Я поклонился с елейной улыбкой и отшагнул, спасаясь от струйки слюны, просочившейся сквозь смотровую щель в потолке.
Едва я закрыл дверь, что-то со звоном разбилось об нее.