— Тогда я поеду с тобой, — тут же заявила Эмили.
Шарлотте стоило огромных трудов объяснить сестре, что ее присутствие только создаст риск для всего предприятия. Если бы обстоятельства смерти Отилии были таковы, что семья готова открыть их, то Питт выяснил бы все собственными силами. Она не могла придумать ни одной убедительной причины неожиданного решения Иниго, кроме той, что его испугало возможное подозрение в убийстве. Но если дело именно в этом, если на этот шаг их толкнуло отчаяние, если за всем стоит что-то неприличное или даже унизительное, то чем меньше людей будут в курсе, тем лучше для семьи. А поскольку Шарлотта не принадлежала к их кругу, то, может быть, им будет легче открыться ей, а не кому-то еще.
Эмили приняла аргумент с неохотой, но признала убедительным. И даже не стала возражать против предоставления в распоряжение сестры кареты и лакея. Домой она решила ехать на другой, позаимствовав ее у матери.
Иниго появился ровно в шесть — в элегантном темно-зеленом сюртуке и высоком цилиндре.
Вопрос — куда же они, в конце концов, направляются — так и вертелся у Шарлотты на языке, но она прикусила его для верности, помня об осторожности. Кэролайн уже выразила свое мнение по поводу поведения дочери, и выслушивать то же самое от Иниго у нее не было ни малейшего желания.
Устроившись поудобнее в карете, мистер Чаррингтон надолго замолк и лишь криво улыбался, когда они проезжали по освещенным газовыми фонарями незнакомым улицам в направлении центра города.
Шарлотта потеряла счет времени. Они то и дело поворачивали, а с ориентацией у нее всегда были проблемы. В конце концов Шарлотта настолько запуталась, что даже приблизительно не представляла, где они находятся.
Иниго первым вышел из кареты и подал ей руку. Они остановились перед большим зданием, освещенным разноцветными лампами.
— Электричество, — бодро сообщил Иниго. — Такого повсюду уже немало.
Шарлотта растерянно огляделась. Отовсюду неслась музыка, по тротуару шли люди, в большинстве мужчины, в вечерних одеждах.
— Где мы? — спросила она оторопело. — Где это?
— Это мюзик-холл, моя дорогая. — Иниго ослепительно улыбнулся. — Один из лучших. Сегодня здесь поет Ада Черч, и она точно соберет полный зал.
— Мюзик-холл! — повторила Шарлотта. Она ожидала увидеть кладбище, клинику и даже сумасшедший дом, но не мюзик-холл. Это было возмутительно! Розыгрыш! Неумный фарс!
— Идемте.
Иниго взял ее за руку и потащил к входу. Шарлотта подумала было о сопротивлении, разрываясь между любопытством и страхом. Она, разумеется, слышала об Аде Черч — говорили, что она очень красивая и у нее самые лучшие номера. Даже ее Томас однажды признал, что у нее красивые ножки, — надо же! Говоря это, он улыбался, и она понимала — поддразнивает, — а потому даже не стала спрашивать, откуда ему это известно!
— Добрый вечер, мистер Чаррингтон. — Швейцар поднял руку в приветствии, хотя в глазах его мелькнуло удивление при виде Шарлотты. — Рад снова вас видеть, сэр.
— Вы уже бывали здесь! — набросилась на спутника Шарлотта. — И не раз!
— О да.
Она уперлась и остановилась.
— И вы, зная, что я жена полицейского, имели наглость притащить меня сюда? Я не посещаю такие места! И вам следовало бы помнить, что есть много такого, что позволительно мужчинам и непозволительно женщинам. Посмеялись — и хватит. Признаю, с моей стороны было жестоко и бестактно спрашивать, что случилось с вашей сестрой. Вы отомстили и получили мои извинения. А теперь, пожалуйста, отвезите меня домой.
Иниго крепко держал ее за руку. Так крепко, что и не вырваться.
— Не надо притворяться. У вас это плохо получается. Хотели знать, что случилось с Отилией? Я вам скажу и предъявлю доказательства. А теперь не устраивайте сцену и идите за мной. Если расслабитесь, может, вам даже понравится. И если не хотите, чтобы вас заметили, не стойте на проходе, где каждый видит, как вы здесь выступаете!
Безупречная логика. Шарлотта тряхнула головой и, не глядя по сторонам, прошествовала рука об руку с Иниго в зал и села на указанное им место за одним из многочисленных столиков в центре. Ярусы балконов и лож, освещенная сцена, яркие цвета, платья с оборками, едва держащиеся на плечах, строгие, черные с белым, костюмы мужчин и другие, приглушенных тонов коричневого и даже клетчатые — тех, кто пришел прямо с улицы. Какое странное смешение! В толпе пробирались официанты, блестели бокалы, и все это время гул людских голосов переплетался со звуками музыки.