— Есть, сэр. — Харрис удалился строго по уставу, что свидетельствовало о его неодобрении, и через пару мгновений вернулся с посетительницей.
Амариллис была бледна, глаза ее сверкали, пальцы перебирали складки на юбке, ныряли в муфту и снова возвращались к юбке. Она вошла в кабинет с прикрытым черной вуалью лицом, но уже в следующую секунду сбросила ее.
— Инспектор Питт! — От напряжения ее немножко трясло.
— Да, миссис Денбай. — Эта женщина ему не нравилась, и все же, сам того не желая, он испытывал к ней жалость. — Пожалуйста, садитесь. Вы, должно быть, очень расстроены… Можем мы предложить вам что-нибудь, чашечку чаю?
— Нет, спасибо. — Она села спиной к Харрису. — Я хотела бы поговорить с вами с глазу на глаз. То, что я должна сказать, очень неприятно.
Питт колебался. Он не хотел оставаться с ней наедине; было заметно, что женщина на грани истерики, и он опасался потока слез, с которыми, как подсказывал опыт, ему не совладать. Он подумал, что неплохо было бы послать за полицейским врачом, и начал подмигивать Харрису, сигнализируя об этом.
— Будьте любезны. — В голосе Амариллис уже звучали нотки нарастающего отчаяния. — Это мой долг, инспектор, поскольку дело касается убийства миссис Спенсер-Браун, но долг крайне болезненный для меня, и я, дабы избежать еще большего унижения, предпочла бы не повторять все это перед сержантом!
— Конечно, — тотчас же согласился Томас. Теперь отступать было некуда. — Сержант Харрис подождет снаружи.
Харрис встал, через плечо Амариллис адресовал Питту мрачный взгляд — мол, я предупреждал — и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
— Итак, миссис Денбай? — Странная ситуация. Он так много знал об этих людях, изучил их настолько, что они уже преследовали его во сне, и вот, однако ж, одна из них оказывается здесь, едва ли не случайно, и, может быть, с готовым решением всего дела.
— Я знаю, кто убил Мину Спенсер-Браун, мистер Питт. — Голос скрипучий и низкий, будто слова причиняли ей боль. — Я не сказала вам этого раньше, потому что не могла предать друга. Она умерла, и помочь ей было нельзя. Теперь все изменилось. Тормод тоже умер. — Белое и пустое лицо, словно у нераскрашенной куклы. — Больше нет причин лгать. Он был слишком благородным. Он защищал ее всю жизнь, но я не стану! Правосудие должно свершиться. Я не встану на его пути.
— Думаю, вам лучше объясниться, миссис Денбай. — Томас хотел приободрить ее, но в комнате присутствовало что-то невыразимо мерзкое, и он ощущал это так же верно, как сырость в воздухе. — О какой лжи вы говорите? Кого защищал мистер Лагард?
— Свою сестру, конечно! — Голос дрогнул. — Элоизу.
Питт удивился, но вовремя удержался, спрятал чувства и посмотрел на нее спокойно.
— Элоиза убила миссис Спенсер-Браун?
— Да.
— Откуда вы это знаете, миссис Денбай?
Она так глубоко дышала, что Томас видел, как вздымается и опадает ее грудь.
— Я подозревала это с самого начала, потому что знала о ее чувствах. Она обожала брата, владела им, всю свою жизнь строила вокруг него. Их родители умерли, когда они оба были еще юными, и он всегда заботился о ней. Конечно, это вполне естественно. Но время шло, они взрослели, а она не отпускала его, не желала избавляться от этой детской зависимости. Цеплялась за него, повсюду сопровождала, требовала постоянного и полного внимания. А когда он искал другие интересы, вне дома, ревновала, прикидывалась больной — делала все, чтобы вернуть его, забрать себе.
Не спуская с Питта глаз, Амариллис перевела дух.
— Конечно, если Тормода влекло к какой-то другой женщине, Элоиза была вне себя. Не успокаивалась, пока не избавлялась от нее — ложью, притворной хворью или чем еще, пока бедняга не понял, что лучше и не пытаться. Он был такой добросердечный, что продолжал заботиться о ней даже во вред себе… Не сомневаюсь, вы уже выяснили, что Тормода тянуло к Мине? И она была в него влюблена. Прикрывать это все какими-то мягкими словами было бы глупо. Ей теперь уже ничто не повредит… Разумеется, Элоиза от ревности чуть с ума не сходила. Не могла вынести даже мысли, что Тормод хотя бы часть внимания уделяет другой женщине. На этом она, наверно, и свихнулась. Добавила яду в ликер, который вы так прилежно искали. Меня угощали им у них дома. Они привезли его из деревни, когда возвращались из Хертфордшира. Я и сама иногда пробовала.
Она сидела на стуле, прямая как доска, не спуская глаз с Питта.
— Мина в тот день, как вы знаете, ходила к ним проведать Элоизу. Та и подарила ей бутылку ликера. Мина пришла домой и выпила. И умерла. Как Элоиза и планировала. Тормод, понятно, ее оберегал. Растил с детства. Чувствовал себя ответственным за нее — хотя, видит бог, с какой такой стати? Давно надо было поместить ее в какой-нибудь санаторий или куда еще. Думаю, в глубине души он и сам это понимал. Но решиться не мог. Спросите любого, кто его знал. Все скажут, что Элоиза и меня ненавидела — потому что Тормод был ко мне неравнодушен.