За день до полнолуния Лозаргу снова явился Люцифер.
— Ты помнишь, что́ завтра? — спросил он, садясь на лавочку рядом с вором.
— Такое забудешь, — угрюмо ответил лорд.
— Только в этот раз всё будет немного по-другому. Вы должны будете выйти на жатву не в полночь — как обычно, а тогда, когда я вас призову.
— И когда же это произойдёт?
— Может раньше полуночи, может позже. Вы сами всё поймёте.
— Нельзя как обычно? — возмутился Лозарг.
— Нет конечно, — по лицу дьявола скользнула злая улыбка.
— И зачем я только с тобой связался, — возмущался лорд.
— Об этом нужно было думать раньше… — сказал из воздуха сатана, — а сейчас уже поздно.
Настал четвёртый день. Этой ночью будет полнолуние.
— Не забудь, что сегодня жатва, — напомнил Лозарг уходящему Бастьену.
— Да, я помню.
Но лорд ничего не сказал Жану из того, что ему говорил Люцифер. Он даже не подумал об этом, и рассчитывал, что его друг вернётся как обычно — за час до полуночи. Но он ошибся — Бастьен не пришёл. До жатвы осталось около четверти часа, и тут Лозарг вспомнил, что не предупредил Жана. Он осознал глупость своего поступка и стал метаться по комнате, пытаясь придумать, как всё исправить. Стрелка перевалила уже за двенадцать, но всё ещё ничего не происходило. Спустя ещё два часа, Лозарг заметил, что стал медленно превращаться в волка. Его кожа лениво и неспешно покрывалась шерстью, одежда исчезала, менялось тело. Лорд, даже при всём своём большом желании, не смог ускорить этот процесс. С Бастьеном происходило то же самое. Он был в постели с Женевьевой. Её руки лежали на плечах вора.
— Жан, что с тобой? — вскрикнула она от испуга, — у тебя на плечах шерсть, — а глаза красные и светятся, — заметила она, и на неё стал находить страх.
Бастьен встал с постели и потрогал свои плечи — они постепенно покрывались шерстью бледно-серого цвета.
— Что происходит? — спросила она, едва не плача от страха.
— Чтобы ты сейчас не увидела — не кричи и не бойся. С тобой всё будет хорошо, — напутствовал Бастьен.
— Я не понимаю, Жан, — кричала она сквозь слёзы, — кто ты?
К этому моменту всё тело Бастьена полностью покрылось шерстью. Начали появляться когти. Человеческая голова переходила в волчью. Тело стало больше. В глазах Женевьевы был кричащий ужас, а из уст — ни звука. Она прикрывала свой рот руками. От страха сердце билось невероятно быстро. Слёзы безмолвно стекали одна за другой, обжигая нежные щёки.
— Я — вервольф, Женевьева, — прорычал Бастьен, когда превращение закончилось.
— Господи! Жан… но почему?..
— Ты ведь не оставишь меня? — с надеждой спрашивал оборотень.
— Прости, Жан, но я не могу любить волка, — не сдерживая слёз, говорила она.
— Я опять стану человеком…
— Но в душе ты так и останешься зверем.
Бастьен видел перед собой чистую и ни чем не осквернённую душу, и понимал, что она никогда не будет ему принадлежать. Взревев, вервольф выпрыгнул в окно. Через мгновение послышался жуткий волчий вой. Лозарг услышал его и, бросив жатву, бросился на звук. Жан тоже шёл ему навстречу.
— Почему ты мне ничего не сказал? — досадно спрашивал, рычащим голосом, Бастьен, подходя к лорду.
— Прости, я забыл.
Подойдя, Жан толкнул Лозарга что было силы. Тот, перевернувшись несколько раз, отлетел и упал.
— Ты забыл? Ты понимаешь, что ты наделал? — ревел Бастьен, стоя над встающим лордом, — я ей теперь не нужен! Она не может любить зверя!.. Почему ты не остановил меня утром?! Почему?!
— Я напомнил тебе…
— Ты должен был предупредить меня, что всё будет та́к!
— Если бы я тебя предупредил, было бы ещё хуже — Люцифер попробовал бы убить её. Он мстит нам…
— За что? — недоумевая, спрашивал Жан.
— За меня…
— Во что ты нас втянул?.. — расстроено спросил Бастьен и бросился бежать. Перейдя в галоп, он сотрясал улицы. Всех, кто попадался ему на пути — убивал.
Лозарг бросился за ним. Жан, петляя по улицам, выбежал за город. Пробежав ещё, он остановился на холме, который был прям напротив Лиона, а внизу протекала река Сона. Жан, остановившись, повернулся к Лозаргу. Первые лучи солнца били Бастьену в спину.
— Зачем ты бежал за мной? Оставь меня!
— Жан, перестань. Этого нельзя было избежать… — подойдя и выпрямившись, сказал лорд.
— Этого тоже…
— Что ты хочешь сделать? — удивился Лозарг.
Так же непроизвольно, воры вернулись в свой человеческий облик.
— Я больше так не хочу…
— Жан, это пройдёт.
Бастьен достал из сапога нож и приставил его к своему сердцу.
— Это бесполезно, — уговаривал Лозарг, — ты не умрёшь.
— Он серебряный… Я чувствую его жар.
— Не делай этого!..
— Велика цена, но того стоит…
— Зачем? — не понимал лорд.
— Ты молишься не тем святым, Лозарг, — загадочно сказал Жан, а затем, будто прозрев, добавил, — приблизилось Царство Божие, — и вонзил клинок себе в сердце.
— Нет, — вскрикнул Лозарг и, подбежав к Жану, схватился за нож. Зрачки Бастьена закатились и побелели, жилы проступили и почернели, упав, он покатился с холма в реку.
Нож остался в руках у лорда. Чёрная кровь с лезвия стекла в землю. Упав в Сону, тело понесло течением. Внезапно перед ним образовалась воронка, и когда труп Жана попал туда, в воде вспыхнуло пламя и, потухнув, исчезло вместе с воронкой. Над рекой поплыл небольшой, но очень чёрный дымок.
А здесь, на Старом Форуме, где пролилась кровь Бастьена, через много лет будет церковь.
Глава XIII. Часть IV
Сразу, после смерти друга, Лозарг решил вернуться в Сент-Этьен. Нож, которым Жан убил себя, он выбросил в Рону.
— Я всё узнал, отец.
— И что там?
— Все комнаты пусты. В одной две кучки пепла, а в шкафу валяются несколько монет.
— Значит, Луиза когда-то всё забрала…
— Ты обещал дать мне тайное знание.
— Да, Лозарг, — радостно улыбнулся Гаспар, — а ведь двадцать лет прошло… Ну что ж… время пришло. Идём.
Они пошли в хранилище тайн Ордена.
— Когда мой учитель покинул этот мир, — повествовал Гаспар, — он оставил мне кувшин со специальной жидкостью и около двадцати пустых флаконов. Мне удалось наполнить только восемь — остальные обратились в пепел. Эта жидкость открывает путь к тайному знанию. Мне удалось найти лишь семь человек, достойных его принять. Один из них нас предал. И у меня остался один флакон, но я не мог найти достойного человека. Только потом я понял, — Гаспар начал открывать вторую дверь в хранилище, которая была закрыта на семь замков и двенадцать засовов, — этот флакон для тебя, — он открыл дверь. За ней была тёмная комната. Двадцать четыре свечи освещали её тусклым красным, как кровь, светом. В центре стояла большая неглубокая чаша, на ножке не выше человеческого колена. В чаше было вино.
Гаспар закрыл дверь и, подойдя к чаше, достал со дна пузырёк с синей жидкостью.
— Это слёзы феникса, — протянул он флакон Лозаргу, — выпей.
Лорд выпил. От сладкого до тошноты напитка у него помутнело в глазах, но он даже не пошатнулся. Гаспар взял свечу и поджёг вино.
— Войди в огонь, — сказал он.
Лозарг без лишних вопросов послушно вошёл в пламя. Глубина чаши была всего по щиколотку. Холод, веявший от огня, леденил душу лорда. С ним произошло то же, что и со Стефаном, Гаспаром, Артуром и всеми остальными: он превратился в золу и рассыпался на искры, а затем воплотился перед чашей.
— Помни, — сказал Гаспар, — восставший из пепла в пепел и обратится, — он достал из пылающей чаши медальон из белого золота с начертанием феникса и протянул его Лозаргу, — ты исцелён — теперь тебе серебро не стра́шно.
— Это знание передаётся с кровью?
— Нет. Только через слезу феникса. Ступай.
— Надеюсь, что я ещё вернусь сюда, — обернувшись, сказал лорд.
— Я тоже, — улыбнулся Гаспар.
Несмотря на получение даров отца, Лозарг шёл с грустью по ночному городу. Шёл на собрание своего братства. Воры на чердаке пировали, когда лорд вошёл с поникшим лицом. Увидев своего предводителя в таком состоянии, братство утихло в удивлении.
— Наш брат Жан Бастьен — мёртв, — выдавил из себя Лозарг. Воры начали переглядываться.