— Весна.
Это удивляет меня. Трудно представить себе этого одетого в черное парня, скачущего под солнечным светом, вдыхающего запах ромашек. Если пытается убедить меня, что не может лгать, ему следовало выбрать что-то более правдоподобное.
— Любимая книга?
— Ничего такого, что ты могла бы ожидать, — говорит он с блеском улыбки.
— Второе имя?
— Я не собираюсь тебе его говорить.
— Тогда лучший друг детства?
Услышав это, он колеблется, его губы застыли.
— Это не должно было стать тупиком.
— Думаю, нет, — он проводит рукой по волосам, и прядь цепляется за порез. Его руки усеивают мелкие царапины.
Я опускаю Пандору на кровать и невольно делаю шаг к нему.
— Господи, что случилось с твоими руками?
Он пристально смотрит на меня, словно ответ должен быть очевиден.
— Твоя кошка. Твоя кошка случилась с моими руками. Она дикая.
— Вау, они на самом деле выглядят плохо. У тебя есть какой-нибудь антисептический крем…
Я прерываюсь, потому что понимаю, что это звучит так, будто я предлагаю ему помощь, будто я обеспокоена. Сефи, что с тобой такое? Не предлагай перевязать руки своему похитителю!
— Я всемогущий Лорд Ночи. Мне не нужен крем.
— Всемогущий Лорд Ночи, которого одолела кошка.
— Меня не одолела кошка. Мне удалось закрыть ее в сумке. Я выиграл эту битву, кошачью.
Пандора замахивается на него и он отступает на несколько шагов.
Я ничего не могу с собой поделать. Просто смеюсь. На секунду меня перестает волновать, что он должен быть всемогущим сумасшедшим мальчишкой-убийцей. Я забываю, что он похитил меня. На одно крохотное мгновение он становится просто неуклюжим подростком, которого напугала кошка.
А потом я вспоминаю все остальное.
— Спасибо за вещи, — холодно говорю я ему, жалея, что сказала спасибо.
— Не за что, — его лицо лишено всякого выражения, и он пятится к двери. — Меня нет здесь большую часть дня, — говорит он, повернувшись ко мне спиной. — Так что у тебя есть полная свобода действий в этих стенах. Дворец позаботится о твоих нуждах, если меня не будет рядом.
— Подожди, — говорю я, останавливая его на полпути.
Он поворачивается назад, выглядя почти полным надежды.
— Да?
— Я, э, не мог бы ты, эм, лоток для Пандоры? И, может, немного кошачьего корма…
— Попроси еду на кухне, — отрезает он. — Что касается других вопросов… — он пересекает комнату, поравнявшись с Пандорой, и смотрит ей прямо в глаза. Он шепчет ей что-то низким, мрачным голосом, и она со свистом уносится в ванную.
— Отныне она будет пользоваться туалетом, как цивилизованная кошечка.
— Ты только что… зачаровал мою кошку?
— Да. Я сделал что-то не так?
— Нет, мне просто интересно, почему ты не сделал это до того, как она исцарапала тебя в лоскуты.
— Как, по-твоему, я запихнул ее в сумку? — едва заметная улыбка, а затем он исчезает в коридоре.
И я снова одна.
Глава 5
Я лежу на своей кровати под балдахином из лепестков, пальцы запутались в мехе Пандоры, а я задаюсь вопросом, что, черт возьми происходит.
Я понимаю, что он пытался зачаровать меня в ночь вечеринки, чтобы я ушла, но по какой-то причине чары не сработали.
А потом он пытался убедить меня выпить вино.
А когда я отказалась, заставил меня это сделать.
Поцелуй не был поцелуем.
Не понимаю. Зачем идти на все эти неприятности, чтобы спасти меня?
И почему меня не получилось зачаровать?
Хочу спросить, но не хочу искать его. Хочу знать, но не хочу спрашивать.
Он все еще остается тем человеком, что привел меня сюда. Тем человеком, который угрожал убить Либби. Который убил того мужчину, не колеблясь ни секунды.
Даже если он не может лгать, ему нельзя доверять.
Я осматриваю сумку с вещами, которые он принес мне из моей комнаты. По большей части, выглядит так, будто он обыскал мой прикроватный столик. Набор для вязания крючком, несколько моих мягких игрушек, блокнот для рисования и карандаши, стопка книг, которые я всегда там держала. Некоторые из них мне еще предстояло прочесть, а некоторые я так часто перечитывала, что запомнила отрывки. «Лев, Колдунья и Платяной шкаф», «Приключения Алисы в стране чудес», «Питер Пэн и Венди».
Последняя книга была прекрасно иллюстрированным изданием, старым и пропитанным историей, намного лучше, чем хлипкий экземпляр в мягкой обложке, который я до дыр зачитала много лет назад.
Это моя любимая. Она пришла ко мне в день моего тринадцатилетия, завернутая в красивую бумагу с рисунком из листьев. Записки не было, но надпись длинным, изящным почерком гласила: «Дорогая Персефона, иногда мне хочется, чтобы ты никогда не взрослела».