— Я выхожу, — отрезал Лях.
Неожиданно ожила рация в руке Кота.
— Шухер, — сообщил он. — От города колонна мусоровозов подваливает. Бля буду, чекисты с янычарами пилят. Сдал нас кто-то.
Коля Старый поднялся первым.
— Все, уходим. А тебя, Лях, будем ждать в столице через месяц.
Гости быстро собрались и покинули тюрьму. Буквально через пару минут после их отъезда во двор тюрьмы влетела первая машина с мигалкой.
Одна из статей Лени заканчивалась анонсом следующей темы. В следующем месяце Леня собирался раскрыть тайну торговли чеченскими наркотиками в обмен на оружие. Ляха и в самом деле выдернули в Москву. Его дело пересматривалось.
Здесь, в камере Матросской Тишины, Лях познакомился со "сникерсами". Это были заключенные новой формации. Накачанные и наглые, они держались особняком и не скрывали, что в тюрьме они случайные пассажиры.
На "голосовую" они не подходили, на общак не отстегивали. Сидели втроем, сбившись кучкой, и если не жрали, то отжимались от пола и между шконок, качали брюшной пресс.
Драка возникла из-за пустяка. Кто-то из качков задел старого арестанта. Когда ему сделали замечание, то все трое тут же полезли в драку, которая стала всеобщей. Вмешались контролеры. Качков раскидали по разным камерам и теперь Лях не дал бы за их жизни и ломаного гроша.
Коля Старый немного ошибся в своих рассчетах. Лях действительно вышел через месяц на волю. Но самого Коли Старого среди встречающих не оказалось. Буквально за неделю до выхода Ляха на свободу он был убит в своем подъезде двумя выстрелами из пистолета.
Не было в живых и Коркии. Буквально на следующий день после убийства Коли Старого его взорвали вместе с "мерседесом".
ГЛАВА 19. НОВЫЕ ВРЕМЕНА
Седой сидел в роскошном кожаном кресле за массивным столом. Перед ним стоял раскрытый футляр с искусственными глазами — от голубого до карего. Он захлопнул крышку футляра, взял из соседнего ящичка сигару и гильотинкой срезал у нее жопку.
Затем Седой понюхал сигару и обмакнул срез в большую, пузатую как лампочка Ильича рюмку с коньяком. Через секунду кабинет окутался клубами ароматного дыма. Седой развернул на столе номер газеты, еще пахнувший свежей типографской краской.
— Как это понимать? — спросил он сидевших напротив собеседников.
Заглавие на первой странице гласило: "Сделка века: русско-чеченский бартер — оружие в обмен на наркотики".
— Я перехватил это в последний момент, уже в типографии, — пояснил Седой. — Знаете, во сколько мне обошелся весь тираж?
— Я… — сидевший напротив него генерал Ниночкин побледнел. — Я все возмещу…
— Разумеется возместишь. И заплатишь штраф. Я позабочусь, чтобы он был большим. А также прямо сейчас объяснишь всем нам, где и как произошла утечка.
Генерал торопливо заговорил.
— Во всем виноват мой заместитель майор Мурашов. Согласно плану операции он должен был курировать охрану грузов. Ну и по пьянке разболтал знакомому журналисту.
— Встань, майор. Покажись народу, — попросил Седой.
Мурашов поднялся из кресла и встал, переминаясь с ноги на ногу как проштрафившийся школьник. Был он небрит, китель на нем сидел криво и лоснился от темных пятен. С тех пор, как после пожара в гостинице "Россия" он попал в немилость, Майор запил. Если бы не протекция со стороны бывшего подчиненного, Ниночкина, шагавшего по карьерной лестнице через три ступеньки, пьяницу Мурашова давно бы выперли в "народное хозяйство". Возглавив управление, Ниночкин назначил его к себе заместителем по оперативной работе.
— Как же это получилось? — благожелательно спросил майора Седой.
Тот был совершенно растерян.
— Это… Не помню. Вроде и не пьяный был. Это все Леня, журналюга, козел. Без мыла втерся. Я же ведь и книжку записную потом у него забрал… В которую он все записывал.
— Идиот, он ее для отвода глаз держал, а сам писал твой треп на диктофон. А ты блокнот спер и обрадовался! Короче, исправлять как будем?
— Да я бы этого писателя!… Своими бы руками!
Седой широко улыбнулся.
— У тебя сейчас появится такая возможность. Я рад, что предугадал твое желание. Пошли со мной. Мы ненадолго.
В подвале особняка у отверстого жерла печи лежал связанный журналист Леня. Рядом с ним маячили две тени. Один, что повыше, был просто страшен своим рассеченным глубокой бороздой лицом.