Терри Пратчетт
Вор Времени
Как гласит Первая Скрижаль Мгновена Вечно Изумленного, на рассвете Мгновен вышел из пещеры, где он был просвещен, прямо в первый день своей новой жизни. Некоторое время он разглядывал встающее солнце, поскольку никогда не видел его прежде, а затем подтолкнул своего мирно посапывающего ученика Дурвруна носком сандалии.
— Я узрел, — промолвил он. — И осознал.
Тут вдруг он замолчал и пристально посмотрел на дерево рядом с Дурвруном.
— Какая удивительная вещь. Что это? — спросил он.
— Э… э… это дерево, учитель, — сказал Дурврун, еще толком не продравший глаза. — Помнишь? Оно было здесь вчера.
— Этого «вчера» не было.
— Э… э… думаю, было, учитель, — пробормотал Дурврун, с трудом поднимаясь на ноги. — Помнишь? Мы поднялись сюда, я приготовил еду, ты съел скортошку, а я — кожуру, потому что ты с кожурой не ешь и…
— Я помню вчера, — задумчиво произнес Мгновен. — Но сейчас воспоминание о нем живет лишь в моей памяти. Был ли вчерашний день реален? Или реальны только воспоминания? Истинно говорю тебе, я не был рожден вчера.
Лицо Дурвруна застыло в мучительной попытке осмысления.
— Глупый мой Дурврун, я познал все, — сказал Мгновен. — В пригоршню не зачерпнуть ни прошлого, ни будущего. Только сегодня, только сейчас. Нет иного времени, кроме настоящего. Нам многое предстоит сделать.
Дурврун пребывал в нерешительности. Учитель странным образом изменился: его глаза блестели, а когда он двигался, вокруг появлялось странное серебристо-голубое сияние, словно в воздухе плыли образы Мгновена, отраженные жидкими зеркалами.
— Она поведала мне все — продолжал Мгновен. — Теперь я знаю, что Время было сотворено для людей, а не наоборот. Я научился формировать и создавать его. Я знаю, как заставить миг длиться вечно, потому что он и так вечен. Я могу обучить этому искусству даже тебя, Дурврун. Я слышал, как бьется сердце вселенной, и знаю ответы на многие вопросы. Вот спроси меня. Спроси о чем угодно.
Подмастерье перевел на него мутный взгляд. Сейчас он мог с уверенностью сказать только одно — для раннего утра рассуждений было больше, чем должно быть ранним утром.
— Э… что учитель хочет на завтрак? — спросил он.
Мгновен глядел через снежные равнины и пурпурные горы на золотой утренний свет, творящий мир, и размышлял над некоторыми сторонами человеческой сущности.
— О, — сказал он. — Этот вопрос один из самых сложных.
Чтобы что-то могло существовать, оно должно быть наблюдаемо. Чтобы что-то могло существовать, оно должно иметь свое место в пространстве и времени. И это объясняет, почему девять десятых вселенной томятся в неизвестности.
Девять десятых вселенной — есть знание о расположении и направлении всего того, что находится в оставшейся одной десятой. У каждого атома имеется своя биография, на каждую звезду заведена папка, а к каждому химическому обмену приставлен персональный ревизор с планшетом. Выходит, что девять десятых вселенной неучтены, потому как слишком заняты всем остальным. Та же история с ушами — как голову не поворачивай — все равно их не видно.[1]
Девять десятых вселенной — это, по сути, документация.
И если вы хотите услышать историю, запомните: ни одна история не ищет прямых путей. Она вьется. Все события начинаются в разных местах и в разное время, но стремятся в тот единственный крошечный отрезок пространства-времени, который и является идеальным моментом.
Положм короля уговорили надеть новое платье, сшитое из такого тонкого материала, что стороннему наблюдателю могло показаться, будто бы платья и нет вовсе. И предположим, что какой-нибудь малыш звонким чистым голоском озвучил бы этот факт…
И так появилась История о Голом Короле.
Но если бы вы знали немного больше, то скорее появилась бы История о Мальчике, Которого Отец Выдрал и Запер Дома, Дабы Неповадно Было Дерзить Его Величеству.
Или История о Целой Толпе, Которую Окружила Стража и Объяснила, что «Ничего Не Было, Ясно? Или Кто-то Хочет Поспорить?»
И еще это могла бы быть история о том, как целое королевство неожиданно обнаружило у «новой одежды» море достоинств и проявило энтузиазм в здоровом виде спорта [2] на свежем воздухе, который с каждым годом приобретает все больше сторонников и ведет к кризису из-за краха традиционной швейной промышленности.