— Иди! — сказал отец Эшу.
Он размышлял, как пронзил бы сборщика и его телохранителей, если бы у него был настоящий меч, пока нес деньги из шкафчика на кухне. Он слышал, как сборщик рассказывает отцу, что деньги нужно готовить к их прибытию, и его отец извинялся, что не знал об изменении. Отец обещал, что к следующему разу все будет готово.
Эш вернулся с монетами и опустил в ящик сборщика. Мужчина сосчитал их и сделал запись в свитке. Эш отошел и держался в тени, чтобы никто не видел отвращения на его лице.
* * *
Настроение Эша не улучшилось к ужину с родителями на кухне. Два года назад они придвинули стол к стене, притворяясь, что он всегда был на троих, словно это как-то помешало бы им печалиться при взгляде на место, где больше не сядет Лэнс. Словно это убрало бы тоску по нему каждую секунду каждого дня их жизней. Эш возил еду по тарелке, надеясь скорее уйти и не разговаривать. Он знал, что хотела сказать мама, и он не смотрел на нее, чтобы не поощрять.
— Мистер Эйнсворт, писарь, сказал, что тебе нужно прийти завтра утром, и он преподаст тебе урок, — сказала мама. — Если будешь справляться, он возьмет тебя в ученики.
— Я же говорил, что не хочу этого, — проворчал Эш. Писарь целыми днями копировал документы для банкиров, констебля и сборщиков. Документы для кражи, обмана, ареста, порой для убийства. Зачем ему быть частью этого?
Прочитав его мысли, она сказала:
— Это просто письмо. Ты же не будешь придумывать слова? Если это не сделаешь ты, сделает кто-то другой.
— Твоя мама права, — сказал отец, не привыкший соглашаться с ней. — Ты слишком умный, чтобы всю жизнь копать землю. Ты хочешь работу, зависящую от скорби других?
— Тебе же она подходит, — сказал Эш.
— У меня нет выбора, это я знал всегда. Никаких споров. Завтра ты пойдешь туда, как и сказала мама.
Эш опустил голову и продолжил есть. Его мама едва смогла промолчать минуту, а потом завела другую любимую тему:
— Было бы больше девушек вокруг, если бы ты остриг волосы, не думаешь?
— Длинные, короткие волосы. Им все равно, — сказал отец Эша. — Им важно, сколько серебра в кармане.
Его мама повернулась к отцу.
— Что ты знаешь о женщинах? — а потом сладко сказала Эшу. — Помнишь, какими короткими они были? Это нравилось мне больше хвостика Лэнса. Хотя я тогда молчала, потому что как бы вас тогда различали?
Эш не мог выдерживать это каждый день. Он встал, стул заскрипел по полу.
— Погоди, останься, — мама вскочила, побежала на кухню и вернулась с тарелкой с квадратным пирогом. — С днем рождения, дорогой Эш, — сказала она.
Она это сделала. Она просто не могла отпустить. Он сдержал бурлящий гнев, потому что знал, что она не хотела зла. Она хотела донести, что из-за смерти брата его жизнь не закончилась. Жизнь продолжалась, они праздновали дни рождения, хотя они всегда напоминали о брате, что родился на семь минут раньше него, и потеря которого в тринадцать лет ощущалась так, словно ему отрезали руку, ногу или половину сердца.
Эш взял кусочек пирога и ушел с ним. Отец за ним сказал матери:
— Обязательно нужно было начинать с волос?
В свете полумесяца Эш сидел у могилы Лэнса с дубовым крестом. Он коснулся слов на дереве «ЛЭНС КЕМП, 13 лет». Он взял часть пирога, оторвал и опустил на могилу.
«Кусочек для меня, кусочек для тебя», — они с братом всегда праздновали дни рождения вместе, и всегда будут праздновать.
Эш прижал голову к столбику. Три года назад они нашли проклятое кольцо в десяти ярдах отсюда, на земле старика Джона Пенворса. Оно было закопано в землю, судя по виду, уже пару лет. Когда они отряхнули его, по нему попало солнце, и драгоценный изумруд засиял так ярко, как он еще никогда не видел.
С тех пор его жизнь невероятно изменилась. У него осталась лишь одна цель, от которой он не отступал. Ничто не имело значения.
5
ТЕССА
Вечером мое настроение стало лучше, и я насвистывала, готовя ужин. Я подала жареную свинину, сыр и хлеб из погреба, пока папа ставил тарелки. Он был в отличном настроении, благодаря его другу мистеру Оливеру, который приходил днем и оставался, пока папа не победил его в нарды.
— Кеттлморы заплатили тебе? — сказал папа.
— Пообещали завтра, — сказала я, не глядя на него. Мне не нравилось врать, но и не хотелось портить ему настроение. Утром я найду маленькую работу, чтобы покрыть то, что они могли заплатить.
Мы заняли места. Я уже хотела заговорить о предложении Риланда, но папа посерьезнел и сообщил, что должен мне кое-что сказать. Серьезность его тона меня удивила. Его плечи напряглись, он смотрел вниз, а не мне в глаза. А ведь был до этого веселым.