нормального нет: стойки разжаты, и работа тормозов блокирутся, чтобы ж не снести покрышки, – это автоматы растормаживания в воздухе, которых у меня еще не стояло на 124–й, тогда, в Сочи.
Снова они включают реверс. Естественно, он снова не работает, а обороты выходят почти на номинал; начинается ускорение. Тормоза отказали – тычутся кнопки включения автоматического торможения, слышны реплики «автомат включай». Про аварийные ручные тормоза, а главное, про ручной выпуск интерцепторов на пробеге, забыли. Выпусти они интерцепторы, стойки бы обжались сразу и все бы заработало.
Скорость растет; к торцу доходит до 240. Взять штурвал на себя, влупить взлетный – да они и на номинале бы ушли с таким малым весом. Нет, выкатываются. Командир, совершенно сбитый с толку, дает команду выключить двигатели. Самолет забуривается в снег, стойки обжимаются… выскакивают интерцепторы, перекладываются бесполезные теперь створки реверсов. Скорость в сугробах падает, но на участке 400 метров уже никак не остановиться. Самолет влетает в овраг, за ним стеной насыпь шоссе, скорость 190…
Экипаж, конечно, виноват. Разгильдяи. Но ведь не должно такого быть, чтобы все средства торможения зависели от двух синхронно работающих концевиков. Явная заумь КБ.
На Ту-154 все было проще. Там не было возможности увеличения оборотов, если не перекладывались створки, либо возможности перекладки створок, если обороты слишком велики, либо включения реверса на эшелоне, – там везде железные, механические блокировки на самих двигателях.
Надя упрекает меня, что, мол, ты приучаешь пилотов к мягким посадкам – вот тебе результат мягкой посадки.
Но у меня‑то тормоза работали всегда, независимо от крена на пробеге. А главное – как только самолет касался полосы, он к ней прилипал, стойки с концевиками всегда обжимались сразу, и я всегда считал интерцепторы на пробеге излишеством.
Я не позволял себе при малых массах держать скорости больше нормы, строжайше следил. Не позволял перелетать. Не шел по самому верху продолженной глиссады. Пусть почитают мою «Практику полетов». А садился всегда мягко и без крена.
Да и пошли вы все в задницу! Я остался жив и никого из двух миллионов своих пассажиров не обидел. Везение, везение – помилуй бог, надобно же и умение! Чуйка нужна. Блин, не удержать пустую машину в пределах полосы 3050 метров, ну, пусть с боковичком… Спецы.
Думал, на форуме меня какашками закидают. Нет, пока молчок.
В Казани А321 заходил в тумане, по II категории, выскочил на ВПР в непосадочном положении, ушел на второй круг, при этом допустил просадку и распорол хвостовую часть фюзеляжа о фонари курсового маяка; потом зашел и сел благополучно. Еще бы метров пять ниже – и очередная катастрофа.
В Турции тоже: вроде бы в аэробус, по словам экипажа, «попала молния», загорелся двигатель, срочно зашли и грубо сели; все живы. В молнию что‑то не верится: там было всего +3. Да и от молнии самолет не загорится. Да и грубая посадка с молнией тоже никак не вяжется. Сами наверно накосячили.
Вчера вечером сел было писать пространное письмо моему критику… и притормозил себя: зачем рассыпаться. Обошелся кратким нейтральным ответом. А если он начнет читать остальные мои опусы, тема продолжится.
Вывод, который я сделал из этого экспермента по привлечению, так сказать, стороннего, неавиационного эксперта–критика, таков: не прогибаться ни перед кем, держаться уверенно, без стеснения пиарить себя в сдержанной, полной достоинства форме. Противопоставить‑то моим доводам нечего; старый лай околоавиационных щенков и снобов про яканье, самовосхваление, самоуверенность и пафос уже давно не катит: авторитет мой в авиации достаточен. А с теми, кто о Ершове раньше не слыхал, такая форма общения единственно правильная: человек, потрясенный непривычной формой литературы, бросается к Яндексу и получает ушат информации об авторе, которая теперь уже таки всерьез производит впечатление на непосвященных. И сразу полуфамильярное «Василий» сменяется уважительным «Василий Васильевич» и пожеланиями творческих успехов – что мы и имеем в дальнейшей переписке.
Тут только вчера на ветке про внуковскую катастрофу в который раз уже приводили ссылки на Ершова как аргумент в споре. Кто‑то из оппонентов вякнул было что‑то против, пытался обозвать меня сказочником и пустобрехом; на него наехали и спокойно указали невеже, что он заблуждается. Спасибо, в частности Роме Радионову: он за меня таким невоспитанным болтунам беспощадно пасти рвет.