В телефонном разговоре Денис уж так активно наседал: мол, давайте скорее работать, а то поджимают конкуренты… Если все пойдет без задержек, я на днях подпишу исправленный договор и отправлю его почтой.
Денис осыпает меня комплиментами и рвет рубаху, что, мол не хочет китайских пилотов в Расее, а хочет русских. А дед Ершов, жила, упирается.
Но патриотизьма – отдельно, а меркантилизьма – отдельно.
Я вот прислушиваюсь к себе и думаю: а ведь тебе, Вася, все равно. Равнодушен ты ко всем этим перипетиям. И согласишься ты на их условия И чтоб отстали. А они ж не отстанут.
Читал о Хейли и Бахе. У Баха мне понравилась жизненная философия – не оглядываться в прошлое, жить настоящим и будущим.
Между прочим, год назад 72–летний Бах еще летал, пытался на небольшой амфибии где‑то сесть на маленькую площадку, зацепил ЛЭП, болтался на проводах, но люди спасли, остался жив и в общем‑то здоров.
Позвонил Денис. Обговорили нюансы договора. Он полностью принял мои предложения.
Удача?
Ну, посмотрим. Отправил ему реквизиты.
Посмотрел я новый вариант договора, он меня вполне устраивает, завтра отпечатаю, подпишу и отправлю. Ну, человек вертится. Курочка‑то в гнезде… а я могу и вообще не дожить.
Казалось бы, надо скакать от радости: впервые мне за творчество заплатили серьезную сумму. А я уже давно перегорел.
Дима Чеботарев похвалился: ввелся капитаном на А320. Ну, молодец! Ну, порадовал!
Эти ребятишки мне все как дети. Я радуюсь их успехам и молю бога, чтоб оградил от неудач. Они все Личности, достойные люди, выстрадавшие свою мечту. Я их люблю. Это — отнюдь не планктон.
Нина Ядне дала краткий отзыв на Прозе на мои «Летные дневники». Мол, хоть и много производственного, но читается с интересом. И как, мол, с таким напряженным ритмом жизни, можно остаться человеком и не запить?
Я сдержанно ответил, что у меня вроде получилось.
Прошла половина 2013 года. Оглядываясь, вижу, как стремительно спустился я с литературных высот на прозаическую землю. «Дневник графомана» был уже обязаловкой: типа, раз в год надо же какой‑то след оставлять; он стал подведением литературных итогов и разложил по полочкам мое спокойное убеждение в своей литературной состоятельности.
Дальше пошли земные заботы, я в них закружился, завертелся… И внезапное предложение экранизировать «Страх полета» воспринял как‑то косвенно, вскользь, как само собой разумеющееся. Я всем уже все доказал. И – ушло.
Семидесятый год моей жизни должен быть спокойным. Как сказал Пауль: «господи, ты забрал у меня возможности – так забери и желания».
Десять лет литературной деятельности дали мне одно важное понимание: я осознал мировоззренческий разрыв между поколениями. В сомнениях, обидах, нападках и комплексах обратной связи, я, наконец, прозрел и разочаровался в молодежной аудитории нынешнего дня. Зрелые, порядочные, думающие читатели приняли меня безоговорочно; рюкзачки же отвергли, как советскую занозу из 20–го века. А так как я всегда стремлюсь к вечным ценностям, следует критически отнестись к сиюминутным оценкам моего творчества московской молодежью, отбросить популизм и самому себя оценить с точки зрения будущего: я туда как авиационный писатель таки вошел; предложение об экранизации – только лишнее тому подтверждение. Вот, пожалуй, чем будет отмечен мой 2013 год.
Не надо оглядываться в прошлое: это пройденный этап и цену ему я знаю. А вот что ждет меня в будущем?
Что, что. Старость и забвение. Как только время прикроет флером обыденности новизну моих опусов, круги расходиться перестанут. Подавляющему большинству читателей нынче нужно ведь сиюминутное развлекательное чтиво – и потом в урну его. А окаменевший узкий круг будет перечитывать Ершова, но это уже скорее снобизм.
Антон Кузнецов пишет: «в 68–й раз перечитываю Дневники…» Ну, он человек очень впечатлительный; таких мало. Однако то, что Ершова таки перечитывают, наверное и есть главный результат, итог и гордость моей жизни. Летал, писал, переживал, переваривал, – и все для того, чтобы потом кто‑то еще и еще раз открыл страницу и освежил запомнившуюся мысль. И в споре с оппонентом вырвется аргумент: а вот у Ершова…
Да оно так уже и есть, повсеместно: меня цитируют. И я воспринимаю это совершенно спокойно. Пускай в узких околоавиационных кругах – но мне было что сказать, и я сказал.