Выбрать главу

На днях в Южной Корее утонул паром, перевозивший подростков на экскурсию, 400 человек. Капитан, 69–летний старик, отдал управление молодому помощнику, тот вроде бы резко крутанул штурвал, груз сместился, создался запредельный крен, почерпнули воды…

Когда стало понятно, что катастрофа, что судно переворачивается, капитан отдал команду всем оставаться на местах, не выходить из кают… а сам первым вскочил на спасательный плот и с экипажем покинул судно. Триста детей утонули.

Этот Ким Чжон Пук, или как там его, – еще худшая скотина, чем капитан Конкордии. Ведь детишек вез! Вон – педагог, который спасся вместе с частью тех детей, – он повесился, не в силах жить с сознанием того, что большая часть его воспитанников погибла. А этот моряк, сука, теперь извиняется, что, мол, был в панике, не отдавал себе отчета…

Что же это за капитаны там у вас, на Западе? Кому вы, гедонисты, доверяете жизни людей? Жизни детей!

Начался суд над КВС Закаржиевым, разложившим в ДМД самолет Ту-154. На авиа ру ожесточенный спор дилетантов, в который встрял и уважаемый авторитет Сергей Иванович Окань. Дилетанты склоняются к тому, что КВС геройски справился с ситуацией, а, мол, члены его экипажа некомпетентны. Окань утверждает, что КВС отвечает за все, что происходит на борту. Дилетанты нажимают на персональную ответственность каждого члена в части касающейся.

Я думаю, все, что произошло на борту, это следствие малограмотности практика Закаржиева. Да, он извернулся. Но весь его опыт не подсказал ему, что перебои в работе двигателей с ростом высоты выше 6000 м обычно связаны с малым давлением топлива. Ну и т. д. Он не спросил у бортинженера: насосы‑то работают?

Вот начало цепи ошибок. Видно, что человек не изучал подобные случаи, а если и расписывался за информацию, то не анализировал. Нет, это явно не мой Климов.

Он все время уклонялся вправо, потому что авиагоризонт его был завален, а по резервному практики пилотирования нет. Это отнимало у него все силы, вести анализ ситуации он просто не успевал. Да и старый уже.

Что же это за капитаны там у вас, на Востоке? Кому вы, русские, доверяете жизни людей?

Пилот–инструктор, долгое время обучавший пилотов тому, как летать на самолете Ту-154, имеющий официальное право лететь в экипаже, собранном с бору по сосенке, уж должен подстраховывать этих людей, знать типовые ошибки и подсказывать. А этот Закаржа, видать, чувствовал себя как у раю. Когда жареный петух клюнул, у него глаза чуть не выскочили. И он с великим трудом сумел продраться через страх и в последний момент извернуться. Хотя там пугаться‑то особо было нечего: один двигатель работал, и остальные худо–бедно крутились, авторотировали, и ВСУ они запустили, и генераторы были подключены, и все оборудование работало, и земля 14 раз подсказывала, что правее, правее, правее же идете! И штурман капитану то же самое кричал, кричал, кричал!

Ну, про закрылки: сначала 15, потом, через спор, 28, потом вообще 30 – на одном работающем двигателе… Последние секунды у них непрерывно пищал АУАСП: закритический угол атаки!

Попыток запустить хотя бы еще один двигатель, восстановить работу авиагоризонтов – не было. Они не понимали, работает ли у них курсовая система и СТУ.

Я смоделировал на симуляторе полет в облаках вообще без двигателей и сумел зайти через привод и сесть против ветра с первой попытки. Ничего особенного. Обошелся одним АРК.

Закаржа Закаржиев обгадился от страха. Скорее к земле! Ё–моё! С прямой! С попутным ветром! С закрылками на 28 на одном работающем! На закритических углах атаки!

Мне жалко этого старого пилота. Однако он хоть как‑то, хоть в правильном направлении, хоть и обдриставшись, – но боролся. А вот этот Ким Пак Хи, или как там его, суку, – просто удрал, как крыса, с тонущего корабля, бросив детей на верную смерть. Они еще из‑под воды СМС–ки посылали: спасите!

Оказывается, корабль был еще и перегружен.

Отдать его, падлу, на растерзание матерям! Чтоб на клочки разодрали.

Мне повезло: я себя уж пропиарил в интернете – там живого места нет от ссылок. Но как‑то уже привык. Теперь уже человека, не слыхавшего об авиационном писателе Ершове, скорее отнесут к невеждам, и я это воспринимаю спокойно. И еще: я писал о наболевшем и опубликовал свою боль в самое подходящее время. Просто круги узкие были. Но теперь они вроде как расширились.

А начал я летные дневники вести в 40 лет, когда уже был умудрен житейским опытом. И закончил в возрасте 60, когда мозг практически отдал все.

Надыбал тут очередную рецензию какой‑то Лизхен на «Страх полета»:

…«Вот на какие книги писать рецензии легко! Классически советские такие книги. «Страх полета» как раз из их числа: пусть написана уже в двухтысячных, зато от начала до конца пропитана духом «воспитания молодежи на героических примерах старших товарищей».