По Л-44 вероятная причина – ухудшение состояния здоровья пилота, кстати, главного конструктора этого самолета. Может, сердце отказало. Самолет нашли. Все погибли.
Все меньше и меньше пишу я в дневнике, все больше пропускаю мыслей и рассуждений… из‑за элементарной лени писать. Налицо явная деградация личности. И как бы я ни бился над тем, как искусственно остановить или хотя бы замедлить этот процесс, – он необратим.
Ощущение того, что главная жизнь прожита, а та, что еще поталкивает в бока, – является только раздражающей и не стоящей внимания разновидностью физического существования, – вот это ощущение обволакивает, и руки просто опускаются.
И никто никогда не сможет меня понять. Будут думать, что это у меня болячки, что это усталость, что это отсутствие увлечений, что привычная скука… но что все это еще можно чем‑то заменить, отвлечь, развлечь, увлечься…
А мне как‑то все равно. Старость физическая уже властно вторглась и сгибает; старость умственная все чаще и явственнее проявляется – забывчивостью, блаженной созерцательностью, сентиментальностью, просто ленью и опусканием. Надя видит это и старается меня подтолкнуть и устремить; я вяло отбрыкиваюсь. Для того, чтобы сделать дело, уже приходится себя ощутимо пересиливать и нагибать, со стонами.
Таки явно круче стал уклон жизни, он уже приближается к откосу. Тяну до семидесяти, чтоб хоть от людей не стыдно было. На восьмом‑то десятке можно найти оправдание уже любому капризу, это понятно. А в общем… грустно.
Уже надо реально смотреть на вещи. Задумываться о новом автомобиле, к примеру, смешно. С такими темпами деградации я года через три сам оставлю руль, из простой лени, не говоря уже об опаске не вписаться в ритм движения.
Что‑то новое строить уже нет сил. Дома скоро назреет косметический ремонт… я думаю об этом с содроганием.
К счастью, корреспонденты от меня отстали; писем практически нет. На Прозе еще есть какой‑то интерес… он скоро тоже заглохнет.
Пить водку в застолье не тянет.
Вот еще пока не пропадает интерес к езде за рулем, даже иной раз хлестнет под хвост желание рвануть под 160… как странно.
Еще пока интересуюсь кругами, расходящимися от моих опусов. А вот всяческие экранизации, премии и шоу меня уже не колышут; да я так и прогнозировал. Сценаристы от меня отстали. В общем, раз интерес к Ту-154 пропал – кому интересен тогда и Ершов?
Стал равнодушен к одежде: чуть не круглый год ношу одну футболку и джинсы на подтяжках, а на ногах старинные сандалеты, купленные еще в середине 90–х. Мучительно стало ездить по магазинам и искать себе новую обувь и одежду.
Надя уже вслух говорит, что я занимаюсь только собой, ревниво слежу за здоровьем, часто меряю давление, пью горстями таблетки, берегу себя от эмоций и не общаюсь; больше ничего меня в этой жизни не интересует. И я с нею почти согласен.
Еще пока интересует политика: а шо там у Грецие. То есть, интерес к жизни совсем уж так не пропал, но – созерцательный.
Думается, с таким моим отношением к жизни, она завершится где‑то на восьмом десятке. Старше и дряхлее я представить себя не могу и не хочу. Думается, истраченное в полетах здоровье иссякнет через несколько лет. Как вон Витю подкосила подагра – Оксана только качает головой: суставы распухшие, пальцы скрючены, ноги разрушены… А какой был богатырь.
Отец мой умер от рака, сестра тоже. Оба в старости были малоподвижны; это мне пока не грозит, хотя сидеть я стал гораздо больше, а после упражнений с травокосом и спина, и ноги, и плечи хорошо чувствуются. Но наследственная предрасположенность к раку налицо. Так уж, может, лучше выкинуть на фиг эти Оксанины сердешные таблетки и умереть на ходу, от тромба там, или от инфаркта.
Быстро умереть не страшно: раз – и ты уже на небесах. Страшно умирать долго и мучительно, понимая, какие страдания ты приносишь родным и близким.
Вот такие невеселые мысли все отчетливее посещают усыхающий моск головы.
Денис Окань сообщил в своем ЖЖ, что его снова уговорили на высокую командную должность, и он согласился только для того, чтобы попытаться претворить в жизнь в Глобусе почерпнутую в Катаре передовую философию управления авиакомпанией, чтобы хоть в одной авиакомпании России люди работали строго по правилам.
Высокое стремление… и дай бог, чтобы у него что‑то получилось. А то ведь он последнее время постоянно испытывал желание бросить все и умотать за рубеж.
Вчера в семь вечера вернулись из Енисейска. Впечатления от праздника ветеранов очень сильные, мы получили мощный эмоциональный заряд. Пытаться описать… бесполезно: не передашь словами. Объятия и поцелуи, возбуждение, как у бывших школьников, встретившихся через двадцать лет после выпускного… но это были седые дедушки и бабушки, не видевшиеся более сорока лет…