— В этом году я одержу честную победу над Эдной Двапенни! — уверенно заявила опа.
— А если не получится, можем смухлевать, — пробормотала миссис Ворчунья.
Главную соперницу её матери в невероятно важном ежегодном Конкурсе солений, варений и джемов звали Эдна Двапенни, и на миссис Дыщ она действовала как красная тряпка на быка.
— Надеюсь, вы не дмаете, что я буду спать в этой штуковине? — со вздохом спросила миссис Дыщ и покосилась на фургон. — Вдруг он развалится и я помру во сне?
— Ни в коем случае, ма, — успокоила её миссис Ворчунья. — Ты ляжешь спать на своей кровати. Мы же не хотим, чтобы ты проснулась мёртвой, правда?
Из фургона раздался громкий хохот мистера Ворчуна.
Глава четвёртая
Штаны
На следующее утро на рассвете Дженни в третий раз перечитывала свежее послание в стихах от Альфонсо Табба:
Дженни томно вздохнула. Никто не умел сочинять стихотворения так же хорошо, как её обожаемый Табби! Эх, жаль, она не так умна, чтобы преуспевать и во врачебном деле, и в этой прекрасной поэзии!
Она взяла со стола рамку в форме сердца и поцеловала и так уже измазанную помадой фотографию. Дженни своими руками украсила рамку осколками битого стекла (точнее, разбитой ампулы из врачебного кабинета доктора Табба) и ракушками. Она изрезала все руки об осколки, склеивая их в узоры, и теперь рамка поблескивала красным. О битое стекло вообще легко порезаться. Дженни отставила снимок и взяла другой, в простой серебряной рамочке. На фотографии был запечатлён стильный молодой человек с идеальной белоснежной улыбкой.
— Ах, Норрис, — вздохнула девушка, — тебя я тоже люблю!
Она поцеловала стекло, покрывающее снимок, но её мысли уже устремились к стихотворениям Альфонсо. Ах, поэзия!
Размышления Дженни прервал не кто иной, как вышеупомянутый Норрис Бутл. Он заглянул в дверь и вместо того, чтобы постучать, сказал:
— Тук-тук! Привет, Дженни, старушка! — (Она была на три дня его старше.)
— Норрис! — воскликнула Дженни, чуть ли не пища от счастья. Правда, она тут же вспомнила, что намеревалась на него дуться по какому-то — как всегда, забытому — поводу, и нахмурилась. — Ты что здесь делаешь? — резко спросила она.
— Разве не ты просила отвезти тебя и твои пыльные банки на деревенскую ярмарку, где проводится Конкурс солений, варений и джемов?
Дженни смерила его оценивающим взглядом. В последнее время Норрис чуть ли не каждый день щеголял в одном и том же костюме в клеточку. То есть раньше в нём можно было щеголять, и когда-то он выглядел эффектно, но эти времена давным-давно прошли.
— А это что? — спросил Норрис, приглядываясь к открытке, лежавшей на столе.
— Ничего! — поспешно крикнула Дженни и вцепилась в бумажку, но он ловко её выхватил. — Это личное! — пискнула девушка. — Не смей читать!
Однако Норрис Бутл, первая любовь Дженни Прендергаст, посмел — и прочитал. Он и в детстве, когда они оба учились в школе, крал записки, которые предназначались лично ей.
— Это же полная ахинея! — хмыкнул Норрис.
— Какая ещё нея?
— Ахинея, — повторил он.
Дженни Прендергаст понятия не имела, что значит «ахинея», но по тону своего друга поняла: это НЕ комплимент.
— Ты… чудовище! — воскликнула она, бросаясь на диван, так щедро заваленный подушками, что он больше походил на одну большую подушку, чем, собственно, на диван. Для дополнительного эффекта Дженни пару раз ударила по нему кулачками. — Чудовище, чудовище, чудовище!
— Брось, старушка, — растерянно пробормотал Норрис и вернул ей открытку. — Я же пошутил! Это не самое кошмарное стихотворение из всех, что я видел.
— Правда? — всхлипнув, спросила Дженни. На самом деле плакать она и не думала.
— Правда, — заверил её Норрис. — Бывает и хуже.
Ему вспомнились творения Альфонсо Табба, которые он прочёл в спальне Дженни, когда заходил к ней за ножницами: его поэтические открытки были прикреплены к стене, и особенно Норриса впечатлили убогие первые строки одного из них:
В тот момент он жевал кусок сладкого пирога (Норрис любил есть на ходу) и, увидев это сочинение, громко хмыкнул, из-за чего миндальные хлопья влетели прямо ему в ноздри. (Но он именно хмыкнул, а не хрюкнул, как Аций.)
Дженни поднялась с дивана, поправила юбку спереди и сзади, подошла к небольшому круглому зеркальцу на стене, рассмотрела своё лицо и пригладила волосы. Она осталась собой довольна и улыбнулась своему отражению.