— Так вот, мы отправим их в самую далёкую глушь, — объяснил Твинкл.
— Хорошо, — пролепетал Облом.
— Как удивительно нелепо! — воскликнул Лэзенби. — Обожаю удивительно нелепые идеи. Прекрасно!
Лорд Великаны приподнял бровь.
— Завтра мы найдём телефон, и вы позвоните своим коллегам по поводу ящика, Лэзенби, — сказал он. — А пока нам не помешало бы как следует выспаться.
Мистер Ворчун и миссис Ворчунья спорили о том, кто первый зайдёт в купе. Как это обычно бывает, они застряли в проходе и к тому же перегородили коридор.
— Отодвинься, порошок стиральный! — огрызнулся мистер Ворчун.
— Нет, ты отодвинься, угорь заспиртованный! — отрезала миссис Ворчунья.
— Мяч футбольный!
— Маффин!
— Доска!
— Козий сыр!
— Козий сыр?! — возмутился мистер Ворчун. — Ты назвала меня козьим сыром?
— Нет, — сердито ответила миссис Ворчунья, проталкиваясь мимо супруга в пустое купе.
— А вот и да!
— Нет!
— Да!
— Нет!
— Да-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а! — завопил мистер Ворчун, врываясь в купе, но тут же споткнулся и рухнул на пол.
— Ха! — хохотнула миссис Ворчунья, перешагнула через мужа и уселась у окна.
Мистер Ворчун сердито посмотрел на её тапочки-кролики. Тапочки-кролики как будто сердито посмотрели на него. Лучик зашёл в купе как раз в тот момент, когда мистер Ворчун с трудом поднимался на ноги. Мальчик тащил громадное колючее одеяло и сумку с Шоколадным Пряником (подставкой под дверь в виде кота).
Лорд Великанн, Роддерс Лэзенби, Майкл Облом и Томас «Твинкл» Винкл успешно сбежали из тюрьмы и относительно хорошо выспались. Наутро Облом предложил товарищам вызволить его сестру Мэнди из её тюрьмы.
— Об этом мы не договаривались, — отрезал Лэзенби.
— Мы ни о чём конкретно не договаривались, — справедливо заметил Облом. — Но теперь я на свободе, и будет нечестно, если моя сестра останется за решёткой. Она тоже всем сердцем ненавидит Ворчунов! К тому же мы с ней всегда работали в команде.
— На это может уйти несколько дней, а то и месяцев, — возразил Роддерс Лэзенби. — Нам повезло — у нас был готовенький тайный проход в секретный тоннель.
— Вы и глазом моргнуть не успеете, как мы её вызволим. Она в открытой тюрьме, — объяснил Облом.
— Без крыши? — уточнил Твинкл.
Облом рассказал ему, что Мэнди держат в тюрьме не самого строгого режима. В таких тюрьмах двери запирают только на ночь, а в остальное время заключённые (исключительно дамы, поскольку это женская тюрьма Лэнгли) отвечают за себя сами. Однажды из неё смотали удочки (иначе говоря, сбежали, рыбалка тут ни при чём) три сотни девушек, что вообще-то удивительно, поскольку заключённых там было всего двести восемьдесят.
После массового побега на пост главного надзирателя приняли другую даму, ещё любезнее прежней, и она вежливо просила заключённых хорошо себя вести и возвращаться в камеры к восьми часам вечера, чтобы их заперли на ночь. Свет выключался в девять. На этот раз из тюрьмы сделали ноги триста шестьдесят узниц. Лишние шестьдесят пришли из соседней тюрьмы ещё менее строгого режима. Они хотели поучаствовать в массовом побеге веселья ради.
Тогда в тюрьме установили новые правила, и заключённые время от времени сбегали при странных обстоятельствах — многие из них были уж очень странными (заключённые, не обстоятельства), но массовых побегов не случалось.
— Боюсь, мы не сможем туда пойти, Облом, — сказал Великанн.
— Нам правда… — начал Майкл, но тут его прервал Твинкл.
— Мы пойдём, — заявил он тоном, не терпящим возражений. — Было бы нечестно оставлять его сестру в беде.
— Э-э… Хорошо, — пробормотал лорд Великанн. — Тогда выдвигаемся немедленно!
Великанн, Лэзенби, Облом и Твинкл не сумели найти дверной звонок у входа в женскую тюрьму Лэнгли, так что Облом постучал в ворота. Маленькая дверца в нижнем левом углу ворот отворилась, и из-за неё показалась голова дамы в форме.
— Слушаю? — обратилась она к ним.
— Мы пришли навестить заключённую, — сказал Облом.
— У вас назначено? — спросила тюремщица. (В женской тюрьме Лэнгли, в отличие от Твердокаменной тюрьмы, охранники назывались тюремщицами.)
— Нет, мадам, — вежливо произнёс Роддерс Лэзенби. — Не назначено. А приходить без предупреждения запрещено? Теперь вы усложните нам жизнь и потребуете, чтобы мы записались? Я уважаю людей в форме, которые усложняют мне жизнь. Сразу видно, что человеку недаром деньги платят.