Первой среагировала курица. Она захлопала крыльями, соскочила с колен Эжени и забилась в угол. Потом Галахад обернулся, Эжени подняла голову, оба в недоумении уставились на растрепанного запыхавшегося эльфа. Он выглядел паршиво: весь в пыли, с налипшей вокруг лодыжек ряской, с расплывающимся на правой штанине пятном и оцарапанной щекой, но было что-то еще, что-то непоправимое, страшное, уже очевидное, свершившееся и неоспоримое, но пока не названное.
Из груди эльфа рвались нечленораздельные звуки, которые он отчаянно пытался сложить если не в предложения, то хотя бы в слова. Эжени метнулась к нему, увлекла за собой, усадила на диван и сама села рядом, обнимая, успокаивая. Галахад остался стоять, сосредоточенно вслушиваясь.
— …в замке… я не хотел, но он… и я… я его убил, — всхлипывал эльф, зарываясь лицом в мягкое зеленое платье Эжени.
— Будь с ним, — коротко бросил жене Галахад и выскочил за дверь.
Эжени бормотала что-то утешительное, и от этого поток слёз постепенно иссяк. Всё еще прерывисто дыша, эльф оглянулся. Галахад ушел. Ох, что теперь будет… Возможное наказание не пугало, даже наоборот. Может, физическая боль приглушит боль душевную. Но как теперь жить? Как жить, видя перед собой удивленное лицо Руфуса? Как жить, помня упругость и неподатливость плоти, в которую с таким отчаянным усилием погрузился нож? Как жить, зная, что Галахад ушел, не желая находиться рядом с убийцей? И как быть, если самому рядом с собой тошно? Он не вор, в этом Галахад был прав. Он хуже.
Всё тикали и тикали часы. В такт им двигалась маленькая ладонь Эжени, приглаживавшая волосы на светлой макушке, вводившая в заблуждение, будто бы всё когда-то сможет наладиться. Вдох — пауза — выдох. Вдох. Где-то в углу квохтала курица. Выдох. Вдох.
Распахнулась дверь, и эльф обернулся, боясь и одновременно желая поскорее узнать, с чем ему предстоит столкнуться. Пусть будет что угодно, даже та белая ярость, с которой ему пришлось уже познакомиться. Что угодно, только пусть оборвется это ожидание.
Галахад правильно истолковал его взгляд. Он подошел и опустился на пол возле дивана, безжалостно сминая гармошкой коврик, который всё равно невозможно уложить ровно.
— Ты его не убил, цыпленок, — мягко сказал Галахад, и от этого прозвища эльф вздрогнул.
— Не убил? — переспросил он, глядя в спокойные темно-серые глаза.
— Нет, — покачал головой Галахад. — Когда я пришел, он был в сознании.
От облегчения снова захотелось плакать.
— Можешь рассказать всё по порядку? — спросил лекарь.
Эльф неуверенно кивнул. Сначала было сложно, но осознание того, что история не закончилась смертью Руфуса, успокаивало. Эльф постарался изложить всё максимально подробно, ничего не утаивая. Наконец он умолк, вопросительно глядя на Галахада.
— Ты всё сделал правильно, — заверил его лекарь. — У тебя не было другого выхода.
— Что теперь будет? — тихо спросил эльф.
— Ничего, — покачал головой Галахад. — Будем жить дальше.
— Но он же всё знает… И он снова придет, раз я его не убил.
— Ты не убил. А я — убил, — веско сказал Галахад, поднимаясь и кидая на стол вытертый от крови нож.
Эжени тихо вскрикнула, тут же зажав ладонью рот.
— Вы? — слабым голосом переспросил эльф. — Зачем?
— Как раз затем, чтобы он не пришел снова. Я же обещал тебя защищать, помнишь?
— Помню, но…
— Послушай, — сказал Галахад, глядя эльфу в глаза. — Меня это не тяготит и тебя не должно. Руфус получил то, что заслужил. Вообще-то мне даже следовало сделать это раньше. Он не собирался оставлять тебя в покое. Если бы я его не убил, он бы попытался убить нас всех. Он был опасен, но теперь его нет.
Эльф задумался, но в конце концов всё же кивнул. Галахад коротко погладил его по щеке, стирая большим пальцем подсыхающие капельки крови, и сосредоточенно нахмурился. Было еще что-то, о чем он собирался сказать… А, да.
— Эжени, кажется, твоя курица снесла яйцо.
========== Часть двадцать седьмая ==========
Тело Руфуса покоилось в заваленном дымоходе. Водившиеся в замке крысы стали сбегаться на запах крови почти сразу же, и вскоре от верховного жреца должен был остаться только скелет. Галахад забрал свой исцеляющий амулет и зеркальный медальон, а остальные побрякушки Руфуса просто перепрятал. Конечно, ни от одной из них не было толку без магии, но осторожность не помешает.
Хоть Галахад и заверил свою семью, что теперь всё будет в порядке, сам он не мог избавиться от сомнений. Во-первых, этот Юлиус, от которого Руфус получил медальон. Что конкретно ему известно? Во-вторых, сколько еще таких зеркальных медальонов может существовать в природе? Если тогдашние жрецы взялись откалывать от зеркальных камней кусочки, ограничились ли они только одним? Все эти вопросы не давали покоя и делали Галахада раздражительным.
Эльф тоже казался каким-то дерганым и беспокойным. Галахад понимал, что следовало бы каким-то образом разобраться с этой ситуацией, но пока предпочитал ее не трогать, авось всё само наладится. Просто слишком много эмоций и событий за короткий срок, пройдет. Нужно всего лишь заняться делом. После своего долгого отсутствия он и так непозволительно часто отменял прием, теперь приходилось наверстывать. Больные повалили толпой, так что времени на что-то другое просто не оставалось.
Решив, что трудотерапия будет полезна не только ему, Галахад поручил эльфу прибраться в шкафах. Тот повозмущался для приличия, но за дело взялся.
Вообще-то работа была простая, но невыносимо скучная. Взять с полки склянку, протереть, поставить на стол, взять следующую, протереть, а когда вся полка освободится, то протереть и ее, а потом снова расставить все склянки, причем в алфавитном порядке. Совершенно непонятно, зачем буквам какой-то особенный порядок. Кроме того, буквы на аккуратных ярлычках не всегда походили на те, к которым эльф уже привык, изучая азбуку. Все они были какие-то невыносимо кудрявые, в хвостиках и петельках. Приходилось мысленно отсекать все излишества, смотреть на то, что получилось, определять букву, вспоминать, где ее место в этом самом алфавите… Выходило, конечно, не всегда, но это уж проблемы Галахада. Надо было учить лучше.
Признаться, работа действительно неплохо отвлекала от того, о чем думать не хотелось. Только не надо читать названия полностью, потому что «Порошок шиповника» — изогнутая ветка, хлестнувшая по лицу, а там, за спиной, остался страшный замок, в котором… Не надо читать. И рассматривать склянки не надо, потому что вот эта зеленая сверкнула почти так же, как исцеляющий амулет в руках Руфуса. И влажной тряпкой по полке — влажной рукой по лицу. Капает на пол — кровь. Изо всех склянок разом таращится изумленно Руфус, пузатые стекляшки ловят скудный свет, чтобы многократно отразить его, притянуть, не отпустить…
Руку свело судорогой, склянка с толченым корнем аира разлетелась вдребезги.
— Нельзя поаккуратнее? — недовольно спросил Галахад, оборачиваясь.
В руке лекаря поблескивало лезвие, которым он только что вскрыл гнойник на спине какого-то пожилого огра.
— А то что? Зарежете? — с вызовом спросил эльф.
Он сам не понимал, зачем сказал это. Просто направить свою досаду и злость на Галахада было проще всего.
Лекарь наградил его усталым взглядом и после небольшой паузы сказал:
— Не нарывайся.
Эльф, всё так же пристально глядя ему в глаза, провел рукой по полке, сметая с нее все склянки.
— А ну-ка, брысь отсюда.
С абсолютно бесстрастным лицом лекарь снова повернулся к огру и принялся аккуратно выдавливать гной.
Эльф беспомощно посмотрел на россыпь разноцветных осколков под ногами. Вообще-то надо бы извиниться, сходить за метлой и всё убрать. Огр, сидевший верхом на стуле, явно тоже так считал. Он с осуждением пялился на эльфа, игнорируя все явно болезненные манипуляции с гнойником.
Эльф сбросил на пол большую стеклянную бутыль и выбежал прочь, хлопнув дверью.
Галахад всё же пришел. Непозволительно долгое время спустя, но пришел. Эльф сделал вид, что не заметил его, и продолжил чертить узоры на воде длинной травинкой. Галахад сел рядом и без предисловий спросил: