Владимир СВЕТЛОВ
ВОРКУТИНСКИЕ ВСТРЕЧИ
Зэк Каплер
По прибытии в Воркутинский музыкально-драматический театр я предстал перед руководством. Меня прослушали и определили в хор.
После всех волнений и переживаний я попал в барак для работников театра. Барак был теплый, нары покрыты чистой постелью. Но мне не спалось. Я поднялся с нар и пошел в сушилку. Полноватый, тронутый сединой человек стоял у плиты и разогревал в алюминиевой кружке чай. Обернулся и внимательно посмотрел на меня:
— Новенький?
— Да... А вы дневальный?
Его карие глаза насмешливо засветились.
— Нет. Дневальный Соломон Львович.
Мне стало неловко.
— Хотите чаю?
— Нет-нет, — смущенно отказался я.
— Воля ваша.
Он взял тряпочкой с плиты горячую кружку и понес в комнату, дверь ее была полуоткрыта. Наутро я спросил у соседа:
— Кому выпала такая честь жить в отдельной комнате?
— Алексею Каплеру. Слыхал о таком?
— Нет, а кто он?
—Лауреат Сталинской премии, известный сценарист. Один из создателей фильмов «Ленин в Октябре», «Ленин в 1918 году»...
— Как это? Лауреат, сценарист таких известных фильмов — и здесь? — недоумевал я по своей юношеской наивности.
— Он такой же, как и мы с тобой. Заключенный.
«Жемчужина Заполярья»
Воркутинский театр называли «Жемчужиной Заполярья». В театре ставились оперы: «Евгений Онегин», «Пиковая дама», «Травиата», «Риголетто» и другие. А также оперетты и драматические спектакли. Актерский состав был смешанный. Актеры-заключенные и актеры-вольнонаемные. Среди них заслуженные артисты Коми АССР Вера Пясковская и Наталья Глебова. Коллектив был дружным и отличался взаимопониманием.
Постановкой моего голоса занималась Евгения Михайловна Добромыслова, в прошлом солистка Ленинградского театра оперы и балета им. Кирова. Пожилая, интеллигентная женщина. За свое социальное происхождение она была отправлена в лагерь.
Главный режиссер театра Борис Аркадьевич Мордвинов относился ко мне с симпатией и называл «земляком». В 1934 году, после открытия Белорусского театра оперы и балета, приехав в Минск из Москвы, где был главным режиссером Московского театра оперы и балета, он поставил на белорусской сцене «Пиковую даму». Освободившись, он стал главным режиссером Минского театра оперы и балета и поставил оперы на национальном материале: «Кастуся Калиновского» Дмитрия Лукаса и «Алесю» Евгения Тикоцкого, а также преподавал в Минском театрально-художественном институте.
В Воркутинском театре он стал работать над постановкой оперы «Севильский цирюльник». Вызвал меня в кабинет, улыбнулся, глядя на меня в упор:
— Ну, земляк, хочу поручить тебе эпизодическую роль Фиорелло в «Севильском цирюльнике».
Для меня это было неожиданностью. От его слов перехватило дыхание:
— Я еще не дорос, Борис Аркадьевич...
— Не прибедняйся. Я советовался с главным дирижером Евгением Михайловичем Вигорским. Он отнесся положительно. Так что готовься, — дружески улыбнулся мой опекун.
Перед премьерой меня охватил страх. Я стоял у кулис, подтанцовывая от волнения. Помощник режиссера успокаивал всех: «Тише, товарищи, тише». Когда я выбежал с ватагой артистов и вместо слов: «Тише, без говора и всей толпой следом за мной» пропел: «Тише, товарищи, тише товарищи, следом за мной», — ни дирижер, ни режиссер не заметили моей словесной накладки.
Вечерняя беседа
Вечером, когда мы вернулись в зону, дверь комнаты Алексея Яковлевича Каплера приоткрылась.
— Товарищ Фиорелло, — подшучивая надо мной, сказал он, — раздевайся и заходи в мою обитель.
У Каплера сидел наш дневальный Соломон Львович Генфельд, в свое время профессор Института красной профессуры в Москве. Умный, ироничный, смешной в своих суждениях. У нас в бараке его называли Спиноза. Когда вышел труд Николая Яковлевича Марра «Новое учение о языке», «всезнающий языковед» Иосиф Сталин подверг его уничтожающей критике. Спиноза написал письмо Сталину в защиту академика. За это Соломон Яковлевич получил 10 лет, и его отправили в исправительно-трудовой лагерь на «перековку».
— Заходи, Володя, не стесняйся. Отметим твою премьеру, — пригласил Каплер.
Небольшой столик был уже сервирован.
— Начал ты свою сцену бойко, в хорошем темпе. Только я не понял, какие такие товарищи в средневековье? — рассмеялся Алексей Яковлевич.
Разлил по стаканам разведенный спирт. Выпили.
— Меня все знают как сценариста. Но мало кто знает, что когда-то я был актером-эксцентриком. Перед выходом на сцену волновался... Выезжал на трехколесном велосипеде, делал кульбиты. Нос загорался красным светом, из ушей шел дым. Загримировавшись под рыжего, объяснял зрителям, что такое теория относительности.