Мы вышли на улицу, и я глубоко вдохнул прохладный вечерний воздух, а затем спешно
выдохнул его.
– Это было ужасно, – Эддисон сжала мою руку. – Мне очень жаль. Ты выглядел несчастным.
– Ты понятия не имеешь. Знаешь ли ты, что у твоего папы есть ружье?
– Боже, – она закатывает глаза. – Он угрожал тебе, да?
Я кивнул. По пути к моему дому, я размышлял о состоявшемся ужине.
– О, – сказал я на половине пути, – я хочу, чтобы ты знала, ни один колледж не следит за
мной. Я сказал твоему отцу это специально, потому что думал, что так он будет ненавидеть меня
меньше.
Ее глаза загорелись.
– Отлично сработано.
– Ты не злишься?
Лицо Эддисон скривилось.
– Нет. Ты сделал то, что должен был. Меня не волнует, следят ли за тобой колледжи. Меня не
волнует, в какой колледж ты идешь или чем вообще занимаешься. Черт, мне все равно.
– В самом деле?
Она замерла и посмотрела на меня.
– Все, что меня волнует, это то, что ты счастлив. Пока ты следуешь своему сердцу, кто имеет
право говорить, что ты что-то делаешь неправильно? Вот я, например. Я хочу жить
представлениями, потому что, только танцуя, я чувствую себя целой. Это чувство не может быть
неправильным. Точно так же я себя с тобой. Никто не может сказать мне, что это чувство не
настоящее.
Улыбка медленно расплылась на моем лице, я притянул Эддисон к себе.
– Спасибо.
18
– За что?
– За то, что нравлюсь тебе таким, без особого направления.
Ее свободная рука обвила мою шею.
– Тебя легко полюбить.
Я ощущал то же самое. Эддисон быстро завладела моими мыслями.
– Тебя тоже.
Она улыбнулась в ответ, и мои губы прижались к ее губам.
19
Глава четвертая
Несколько дней спустя я все утро соскабливал старую краску с перил на крыльце дома.
«Met» ударили по ушам. Я считал отметки, думая о том, чтоallica» ревела в наушниках моего iPod, я представлял лицо Эддисон. Можно было бы
предположить, что нам нужно побыть порознь, ведь мы так много времени проводили вместе, но
все было не так. Я ложился спать, думая о ней. Я просыпался, думая о ней.
Я пропал.
Может, это смешно, но мне было все равно. Я знал, что наши отношения развивались
слишком быстро. Но прошло уже несколько недель, а я все равно хотел видеть ее каждый день.
Я оглянулся, чтобы убедиться, что Кевин все еще скребет. Клянусь, этот парень ненавидел
любой ручной труд. Он мог часами разговаривать или писать. Обычно я заставлял его помочь мне
с домашним заданием. Мне же нравилось работать руками. Не нужно чересчур
концентрироваться, так легче мечтать.
Мы работали молча, каждый со своими наушниками, до обеда. А потом пришла бабуля с
двумя тарелками, с сэндвичами и чипсами. Она вручила мне мое арахисовое масло и желе, и я
заметил, что она разрезала хлеб по центру.
– Ба-а, – застонал я. – Мне семнадцать. Тебе не нужно резать мою еду.
Она прижала ладони к пояснице.
– О, отстань. Это привычка.
– Мне нравится мой сэндвич, – сказал Кевин. – Ты можешь и дальше делать его для меня.
«Какой подлиза», – подумал я.
Бабушка любя похлопала его по плечу.
– Вы вдвоем работаете неожиданно быстро, – сказала она, глядя на доски. – Ещё чуть-чуть и
дело с концом.
– Это только потому, что Кайл хочет каждую минуту проводить с Эддисон, – поддел мой
брат. – Он работает так быстро, что странно, что он не ободрал себе все пальцы.
Я пронзил его взглядом.
– Только кажется, что я работаю быстро, потому что ты делаешь это медленно.
– Я не медленный! Ты просто беспокоишься, что твоя девушка может найти чем заняться и
без тебя.
– Ты просто завидуешь, у тебя ведь нет девушки.
– Мальчики, – бабушка попыталась посмотреть на нас сурово, но у нее не получилось. –
Прекратите. Вы ведете себя, как дети.
– Но мы и есть дети, – я усмехнулся. – Ты разрезала мой бутерброд.
Она подошла ко мне и погладила по руке.
– Я поеду в город. А вы быстренько покушайте, – она подошла к раздвижной двери. – Я
вернусь через час или два.