Это было не моим делом, но я хотел знать, в чем проблема. Это из-за ее кошмаров? Она
сказала, что стало лучше. Я вдруг встревожился, не было ли это связано с ее травмой и прошлым.
Она вчера вспомнила все, рассказывая мне, что случилось.
Может, я ухудшил ее состояние.
– Это я, да? – спросил я и встал. – Прости. Я пойду.
Ее лицо исказилось.
– Что? Нет! Не глупи.
Я осторожно посмотрел на нее.
– И тебе не было больно рассказывать о случившемся?
– Было больно, – сказала она. – Но это знакомая боль.
То, что ей было больно, даже если чувство было ей знакомо, мне не нравилось. Я хотел
утешить ее, но не знал, как.
– Хотел бы я все изменить, – честно сказал я. – Я хотел бы, чтобы стало лучше.
Она вздохнула.
– Это не в твоих силах, – она подвинулась и посмотрела на пустое место рядом. Я с опаской
сел туда. Мы смотрели на пустой двор в тишине.
Я разглядывал древние дубы, что стояли стражей над фермой. Их листья почти все опали, но
несколько веток еще были в ржаво-красной листве. Слева фруктовый сад был заросшим, как
всегда, хоть все еще было видно, как ровно были высажены деревья. Под ними на земле валялась
гнилые яблоки. Время замерло, и разум кипел. Он создавал тропы и дизайны клумб, строил
беседку рядом с искусственным прудом. Я посмотрел на место, где много лет назад мы с Эддисон
устроили пикник. Я вспомнил, мы плясали как идиоты, и там она получила свое прозвище, а еще
мы…
– Ты думаешь о том же, что и я? – тихо перебила мои воспоминания Эддисон.
Я кашлянул.
61
– Наверное.
Я посмотрел ей в глаза, и я поцеловал бы ее, если бы она не была замужем. Я хотел
поцеловать ее. Хотел связать с этим местом больше воспоминаний, прижав ее к себе, стерев
губами утраченные годы.
Мои плечи напряглись от мысли. Если бы я так поступил, она ударила бы меня по лицу. Это
ранило бы мое эго. И я мог лишиться шанса снова увидеть ее.
Эддисон будто прочла мои мысли, потому что подвинулась, прижав колени к груди,
заполнив пространство между нами. Я не хотел, чтобы ей было неловко, так что выдавил кривую
улыбку и сказал:
– Я представлял дизайн этого двора. А что? О чем думала ты?
Она понимающе ухмыльнулась и ткнула мою ногу своей ногой.
– Я знала, что у тебя любовь к улице. Кевин дал мне твою визитку.
– Я видел.
– Рада за тебя. Ты занят любимым делом, – она выглядела искренней. – Твоя работа
невероятная.
– Неплохая, да, – я пожал плечами. – Кевин болтает, я творю дизайны. И все прекрасно.
– Я в этом уверена.
Нас снова окружила тишина, и мне это не нравилось. Так не должно быть: мы с Эддисон
могли болтать часами обо всем. Или, если мы молчали, тишина была уютной. Обычно мы
обнимались, и слова не требовались.
Я чуть не заговорил о погоде, но вспомнил ее лицо вчера. Я был все еще любопытным.
– Расскажи о своей работе, – я вспомнил, что она не выглядела радостно. – Ты ведь тоже
занята любимым делом?
Она слабо улыбнулась.
– Это хороший шанс. Хорошая зарплата, босс понимающий. И дети, – ее глаза загорелись, –
такие милые. Я горжусь, наблюдая, как они становятся лучше в танцах.
– Но?
Она растерялась.
– Что «но»?
– Что-то не так. Я вижу. Ты не говоришь о танце, как раньше.
Она посмотрела на свои колени.
– Ты знаешь, я хотела танцевать. Я не попала в Джульард, – она тяжко вздохнула. – Стоит
радоваться тому, что я имею, и я так и делаю. Чудо, что я жива, еще и могу танцевать, – она
посмотрела на меня. – Но порой я просто хочу… большего. Понимаешь?
Я кивнул. Хоть у нас многое было, всегда хотелось чего-то еще. Я хотел ее, но не мог
получить.
– Что же для тебя больше? – спросил я.
Ее лицо просияло, и она заговорила:
– Я хочу свою студию, – сказала она с энтузиазмом. – Свою школу. Где все, как я хочу, от шоу,
до уроков и техники. Где я могу менять, что хочу, – она чуть помрачнела. – У нас дорогие уроки.
Люди уходят оттуда, где я учу.
Я не понимал, что ей мешает сделать это. Это не казалось невозможной мечтой.