Но я знал, что уже слишком поздно.
Она посмотрела на цветы и шоколад, закрыла глаза и глубоко вздохнула.
— Спасибо, — прохрипела она.
Но она имела в виду за то, что я спас ей жизнь. Только не за эти дурацкие цветы.
Я сел рядом с ее кроватью, глядя на свои руки или, может быть, на туфли. Я даже не осознавал, на что смотрю, но уж точно не в ее глаза, потому что не мог вынести то, что за ними скрывалось.
— Не стоит об этом говорить.
Я хотел. Я действительно собирался сделать что-то бескорыстное хотя бы раз в жизни. В последний раз, когда я сделал что-то хорошее, это стало моей погибелью. Я собирался сделать это снова, зная, что это будет больно в десять гребаных тысяч раз больше, чем когда я разорвал свою помолвку с Кэт.
Потому что, оглядываясь назад, боль от измены Каталины была ничто по сравнению с болью, которую я чувствовал сейчас, зная, что причинил страдания своей жене.
И я все равно собирался это сделать. Я мазохистский ублюдок.
— Все в порядке с полицией и всем остальным? — она казалась обеспокоенной, но я не обманывал себя.
— Да, — я глубоко вздохнул, закрыл глаза и с глухим стуком упал на стул. — Со мной все будет в порядке.
Я открыл глаза и посмотрел на нее в первый раз с тех пор, как вошел в комнату. Она облизнула пересохшие губы, глядя на коробку шоколада.
Теперь это были мы. После того, как мы сделали невозможное и стали чем-то, это были мы. Два незнакомца в клинической палате, ищущие слова, которые не соответствуют мыслям
— Моя мама… — вздохнула она. — Не могу поверить, что ты так с ней поступил.
— Я тоже, Рыжик.
— Твой отец заставил тебя жениться на мне… Почему ты это сделал? Из-за денег?
Я кивнул, снимая мертвый слой кожи с ладони.
— В завещании сказано, что я ничего не получу, пока не женюсь на тебе. Если мы разведемся, ты получишь больше половины.
Она издала саркастический смешок.
— Мне не нужны деньги твоей семьи. Все, к чему вы, Бреннаны, прикасаетесь, тускнеет.
— Нет. Они твои. И так будет всегда
— Отпусти меня, — тихо сказала она срывающимся голосом. — Мне нужно уйти.
Я кивнул, зная, что она права, но желая, чтобы она ошибалась. Спэроу была моей любимой птичкой, и я больше не имею права подрезать ей крылья. Я согнул ее тяжестью своих действий и лжи за последние несколько месяцев, и она принимала всё, но это была последняя капля.
Если я согну ее еще сильнее, она сломается. Заставить ее остаться было слишком опасно для меня и слишком разрушительно для нее.
Некоторые говорили, что влюбленные могут умереть от горя. Во всяком случае, таков был миф. Я не очень-то вникал в это, но знал свою любимую птичку, свою Спэроу. Ей нужна была свобода. Я не мог больше удерживать ее, даже если бы захотел.
Она была моей красавицей, а я ее чудовищем. Но это был не диснеевский фильм. В реальной жизни зверь возвращается к своей одинокой жизни, уродец, который прячется в тени и наблюдает, как его девушка убегает обратно в объятия своей семьи.
Она была моим единственным шансом на подобие нормальной жизни и счастья, и я должен был отпустить ее.
Ссутулившись и опустив голову так низко, что нос почти касался колена, я прохрипел:
— Ты свободна.
Самые болезненные слова, когда-либо сказанные мной. Я отдам ей все, как велит завещание отца. И все равно будет не так больно, как видеть, что она уходит.
— Мне просто чертовски жаль. Я знаю, это звучит абсурдно, учитывая все, через что мы прошли, но я никогда не хотел причинить тебе боль таким образом.
— Я знаю, — ее голос стал холодным. Она уже ускользала от меня. От нас.
— Моя дверь всегда открыта, — добавил я, как будто это имело значение.
Она слегка наклонила голову и кивнула.
— Это я тоже знаю. А теперь, пожалуйста, уходи.
Я встал со своего места. Я думал, что буду продолжать этот разговор до последней капли, чтобы провести с ней больше времени в последний раз, прежде чем мы попрощаемся. Но оказалось, что когда тебе действительно не насрать, все идет по-другому.
Ее боль витала во всей комнате, вторгаясь в мое пространство и сбивая меня с ног, и я не мог терпеть это.
Я потянулся к двери, собираясь уйти.
— Просто из любопытства… Ты бы поступил иначе, учитывая все обстоятельства? — спросила она своим красивым голосом.
— Учитывая все обстоятельства, — сказал я, не оборачиваясь, потому что знал, что сломаюсь и сделаю все, как обычно, заставлю ее остаться. — Я не стал бы ждать до сих пор или до тех пор, пока наши родители умрут. Я бы предложил тебе выйти за меня замуж, когда тебе было девять лет, на той на свадьбе Пэдди, когда ты впервые танцевала медленный танец, и будь прокляты последствия.