— Нет, — заторопился с ответом я. Очень уж тема тыла интересная. Не хотелось Владимира он нее отвлекать. — Не вижу. Просто будто Господь подсказывает, чем ныне начатое дело закончиться может.
— Ну да, ну да, — снова недоверчиво скривил губы глава Имперской Безопасности. — Иисус еще и рукой вашей двигает? Видел я какие корабли вы Константину Николаевичу чертили. Ничего подобного ни у галлов, ни у бриттов нету! Адмиралы от вашего имени в исступление впадают и убийцей парусного вооружения обзывают. И чертежи винтовок… Мастера говорят, выполнено неопытной рукой, но будто бы с работающей схемы срисовано. Пистоли многозарядные или ружья — ладно. Опытный охотник, обладающий уймой времени на изобретательство, но эти… Эти ваши «пулеметы»! Молчите?
— Молчу, ваше императорское высочество. Мне нечего сказать.
— Вот и молчите, Герман Густавович. Молчите! От Бога это у вас, или от Дьявола, того и знать не хочу, пока прозрения сии на пользу Отчизне. Я, сказать по правде, и духов готов из блюдца вызывать, хоть и не верю в них ни на грамм, коли они выдать сподобятся — чем закончится эта новая Бисмаркова игра с Францией…
— Смею надеяться, — улыбнулся я. — Этого как раз духи и не ведают. Да и сам германский канцлер тоже. Иначе не прислал бы в Санкт-Петербург своего эмиссара.
— Герцог Маджентский тоже. Генерал Ле Фло уже даже сговорился с младшим Юсуповым, чтобы тот устроил rencontre defortuity с Сашей, — как бы в задумчивости выговорил князь. — И все ждут нашего ответа. Александр Михайлович уверен, что Бисмарк побоится снова объявить войну Франции, не будучи уверенным в нашем нейтралитете.
— А тут еще барон фон Радовиц пристал, как банный лист, — пожаловался я. Вообще-то предстоящий визит в мой дом германского посланника и был основной целью посещения нового Владимировского дворца. Но прежде как-то к слову не приходилось. Да и собственная судьба интересовала меня куда больше, чем выкрутасы европейских интриганов. — Зачем-то набился ко мне на ужин…
— Ай, ну это просто! Получил от патрона в Берлине инструкции — провести консультации с определенными, способными повлиять на решение Регентского Совета, вельможами. Теперь добросовестно исполняет.
— Помилуйте, Владимир Александрович, — вскричал я. — Да как же я могу повлиять?
— Не прибедняйтесь. Вам прекрасно известно, что в Совете нет ни единого человека, кто не прислушивался бы к Вашему мнению. Да и вообще… Герман Густавович! Ваша светлость! Не пора ли вам из фигуры обращаться в игрока? Что это вы все за спиной, в товарищах да советниках. Могли бы, причем давно могли, и в Комитете министров председательствовать, кабы захотели. Знаете же, видите, насколько эта синекура Саше в тягость! Особенно теперь…
И тут Владимир вдруг, по-моему — совершено безосновательно, стал меня выпроваживать. То демонстративно на часы взглянет, то бумаги на столе примется перекладывать.
— Жду от вас решительных действий, граф, — торопливо выговаривал молодой человек. — Составьте прожект: как вы видите развитие реформ в Империи. Учините несколько заседаний комитета… И поговорите, наконец с Александром! Скажите уже ему, убедите, что вы не противник, не злопыхатель. Что вы только к вящей Славе России!
Как же я мог позабыть о второй двери в кабинет?! Ведь знал же о ней, путался даже поначалу, выходил не в галереи, а в скромно обставленные личные покои третьего императорского сына. А тогда… Господи, о чем я этаком думал, в каких эмпиреях витал, если Владимиру пришлось с такой неприкрытой настойчивостью, словно гвозди молотком, вбивать в мою глупую голову намеки о той персоне, что стояла за второй дверью.
Вечно за спиной обожаемого старшего брата. Пока Николай был жив, конечно. Александр! Бульдожка, Саша, такой простой и понятный, забавный и неуклюжий поросенок, как изредка называл его Великий князь Константин, кода хотел подначить. Казалось, власть и второй сын императора Александра Освободителя вещи столь разные, что и ставить рядом было бы смешно.
И вот нате вам. Такие резкие перемены. Словно в одну ночь, двадцать третьего января, человека заменили иным. Резким, властным, способным на коварство и охотно интригующим. Преследующим какие-то одному ему известные цели. Способным более часа простоять за приоткрытой дверью во дворце младшего брата, для того лишь, чтоб составить мнение об интересующем его человеке. Чужим. Пугающим.