Сказал кучеру, чтоб не гнал лошадей. Подумать было о чем. В голове хороводом крутились мысли. Плохие, тяжелые. О войне, в которую не особенно дружный регентский совет может втянуть страну и бедствиях, к которым это может привести. К концу пути чуть ли не корить себя стал, за то, что так бездумно влез в историю. Не будь меня, Никса никогда бы не стал императором, а значит, не затеял бы давно необходимые Державе реформы. Да и в мировой политике все, наверное, сложилось бы совершенно по-другому. Не так… критично, что ли. Ах, знать бы еще — как?
В детстве, в школе, не любил уроки истории. Считал, изучать деяния каких-то людей, живших бездну лет назад, никчемная трата времени. Цари какие-то, султаны, лорды и министры. Что с них толку для молодого человека в эпоху развитого социализма? Примером чего они могут быть для молодого строителя коммунизма? Чему научить? Прости меня, Господи, за глупость. Обрывки сведений о последней четверти девятнадцатого века, о русско-турецкой войне и ее итогах, встали бы для меня нынешнего чуть ли не на вес алмазов.
4. Хорошему гонцу весь год март
У нынешних людей совсем иное отношение к войне. Как к какому-то спорту, или к выезду на охоту. Вроде как — съездим, развеемся, убьем сотню другую врагов — будет чего рассказать в старости внукам! Причем даже матерые вояки, видевшие и участвовавшие в кровавых баталиях, в этом ничуть не отличались от юных, со взором горящим, кавалергардов. Такой вот выверт сознания. Ахи и вздохи барышень от героических рассказов в Петербургских салонах, легко затмевали грязь, кровь, ужасные раны и прочие нелицеприятные тяготы международного смертоубийства.
И ведь, сугубо нашим, этакой-то поворот не назовешь. Хотя нашему-то юношеству такие порывы, в некотором роде, простительны. Практически бескровные победы русской армии в Туркестанских походах и посыпавшиеся на, в тех компаниях участвовавших, офицеров чины и ордена многим вскружили головы. Труд тысяч рабочих, инженеров и интендантов, снабдивших армию лучшим, самым современным оружием, как всегда остался, так сказать, за кадром.
Современное же общество, я, конечно, имею в виду дворянство, вообще отличается высокой степенью космополитизма. Наиболее известные семьи России, фамилии, давно переженились, перекрестились с аналогичными европейскими родами. По-свойски навещают родственников в имениях от Гибралтара, до Варшавы, а те, соответственно, запросто гостят во дворцах наших вельмож. Посещают салоны и балы, и даже бывают приглашенными ко двору Государя. Не мудрено, что наиболее яркие веяния, идеи и моды легко и невероятно быстро преодолевают государственные границы. Невзирая на запреты и препоны.
Барон фон Радовиц, уж на что с виду умудренный опытом человек и матерый дипломат, способный в любых переговорах «сгладить углы» на благо любимой Империи. Но и он, даже внутренне, отказывался как-то иначе воспринимать боевые действия, что в любой момент могли начаться, стоило бы восточному соседу дать гарантии о собственном невмешательстве. «Настоящее дело для настоящих мужчин», и все тут! На ряду с охотой и разведением породистых лошадей, только чуточку более азартное и прибыльное. Не забываем о вожделенных многими чинах и наградах!
— Что же еще оставит наши имена в веках, дорогой Герман Густавович? — топорща тараканьи усы, пафосно вещал посланник германского императора. Отчасти виновницей такого оживления европейского политика была Наденька. Не далее чем сегодня за обедом, супруга поделилась подозрениями в непраздности, тут же получив самые искренние поздравления, и от того пребывающая в благостном расположении духа. К слову сказать, женщины в этаком-то состоянии вообще делаются какими-то особенно, трогательно уютными, будто бы светящимися изнутри.
— Наука? Благотворительность? Каждодневный, честный труд на благо Державы? — вяло глядя на раскрасневшегося барона из-под полу прикрытых век, тут же предложил я. Пруссак раздражал. Счастливая новость напрочь вымыла из головы тяжкие мысли, очистила и, что называется — просветлила разум. Хотелось обнять Наденьку, прижаться крепко-крепко. Шептать в маленькое ухо всякие милые глупости, а не выслушивать этого нагловатого, напросившегося на обед типа.
— Однако же, милейший Герман Густавович, императорские дворцы полны изображениями отважных генералов и славных баталий. Что-то я не встречал там портретов этих, ваших честных тружеников. А скольких достойных господ вознесли на самый верх несколько успешных баталий?! Не так давно во всех салонах Европы только и разговоров было об этом вашем Абрапове…