А когда в кресло опять-таки заместителя, то есть - товарища - министра Путей Сообщения попал другой "консерватор" - генерал-лейтенант, граф Алексей Павлович Бобринский, государственный контроль за строительством железных дорог приблизился к идеалу. Где не хватало авторитета правнука Екатерины, вступал его единомышленник из министерства финансов. Где в дело должны были вступить высокородность и принадлежность к высшему свету - вспоминалось о принадлежности графа к царской семье. Дошло до того, что, к неудовольствию Великого князя Константина, Бобринский с Грейгом подали в канцелярию ЕИВ прожект о выкупе контрольных долей всех существующих чугунок, и о законе, согласно которому все вновь выдаваемые концессии на стальные пути должны были включать условие об обязательном преобладании государственной доли акций над всеми иными. Причем, что самое забавное, финансировать эти преобразования, соратники Шувалова и предшественники Мавроди, предложили путем проведения колоссальной государственной лотереи.
Как известно, Закон приняли, акции частных дорог стали выкупать. Ну и лотерея одно время была любимейшей забавой добрых двух третей взрослого населения страны.
Князя Алексея Борисовича Лобанова-Ростовского сделали товарищем нового же министра Внутренних Дел, генерала от кавалерии, бывшего в пятидесятых начальником Третьего Отделения, боевого генерала и любимца Александра Второго, Александра Егоровича Тимашева. По мне, так не лучший выбор. Князь Алексей Борисович - умнейший, конечно, человек. Истинный дипломат и прирожденный демагог. Ему бы чуточку русской сноровки и находчивости, и лучшей кандидатуры для замены стареющего, и, скажем честно - дряхлеющего без Высокой Мечты после отмены Парижского трактата, князю Горчакову и не сыскать. Но, во-первых и МВД уже далеко не тот многоголовый монстр, каким министерство было в эпоху Валуевского начальствования. Полицию выделили в отдельный департамент и подчинили СИБ. То же самое произошло и с почтами и телеграфами. Только с правами отдельного министерства. В наместничествах четко отделили военную власть от гражданской и законодательно запретили совмещение. И осталось от главного в стране министерства банальная всероссийская канцелярия, фиксирующая результаты деятельности гражданских начальников на местах. Ну, плюс еще статистический и переселенческий комитеты! Вот это - действительно важно! И если с главным статистиком страны нам повезло - господин Семенов наверняка и сам не догадывался, как много о Державе знает. А вот желающего нянчится с переселенцами энтузиаста, все никак подыскать не могли. А тут заслуженный, превосходно образованный человек, князь, проявляет явный интерес! Как было не пойти ему навстречу?!
И только с Тимашевым... нехорошо вышло. Я умом-то понимаю, что назначение этого бравого кавалериста было неким разменом. Вроде бы как - один консерватор уходит, другой приходит. Князь Урусов на генерала Тимашева. И тут нельзя не признать, что МВД, в нынешнем, урезанном, даже, едрешкин корень, оскопленном виде, куда предпочтительнее отдать под начало спорной ценности начальнику, чем Министерство Юстиции. Возвращение в кресло министра МинЮста специалиста, энтузиаста и просто замечательного человека, Дмитрия Николаевича Замятина, того стоило.
Тем более что Александр свет Егорович слишком уж нам не досаждал. На заседания Комитета приезжал совершенно не ознакомленный с собственным докладом, который читал зычным командным голосом, не вникая в суть. А на все вопросы лишь пожимал плечами и, с чувством исполненного долга садился на место. Свое мнение высказывал крайне редко, голосуя обычно точно так, как это делал начальник другого министерства - ГосИмуществ, Валуев.
Мы с Толей… гм… Анатолием Николаевичем Куломзиным, управляющим делами Комитета Министров и моим лучшим другом, не уставали шутить по поводу компетентности военного в седле МВД. Но делали это тихо, без свидетелей. И никогда не выносили свое мнение на люди. История с Залесовым, прибывшим в столицу по поручению оренбургского генерал-губернатора, все-таки просочилась в общество - это когда на все вопросы командированного чиновника министр ответствовал: "не знаю, справьтесь в департаменте… Не знаю на чем остановилось дело" и тому подобное - но никак на положение Тимашева не повлияла. Только прибавила пару очков симпатии отставленного ради назначения генерала Валуева к нашей шайке. Это после того как Куломзин, нужно признаться - по моему наущению, передал записку такого примерно содержания: "Кресло Ваше, как водится, занято другим. Но с него не раздается уже прежняя одушевленная речь. Да лучше сказать, и просто ничего не раздается".
По мне, так наш Александр Егорович просто занимался не тем делом. Бравый кавалерист, любимчик покойного Александра Второго, был отличным портретистом и один из первых в стране освоил высокое искусство фотографирования. Но ярче всего его художественные дарования проявились в скульптуре – работы министра изредка экспонировались на различных академических выставках. В Академии Художеств, почетным членом которой был генерал, несколько талантливых студентов получали его именную стипендию. Вот к чему лежала душа этого человека. Господь хотел, чтоб Тимашев создавал прекрасное, вечное, а не размахивал саблей в лихих кавалерийских атаках. Жаль, что Судьба распорядилась иначе.
Нет худа без добра. В противовес консерваторам, я упросил Николая Высочайше утвердить Анатолия Николаевича Куломзина, прежде служившего секретарем Комитета Министров, управляющим делами канцелярии. Ну и, так сказать, присовокупить к должности чин статского советника. И никто в Петербурге это за протекцию не принял, хотя в нашей маленькой "деревеньке" только слепоглухонемые не ведали, что Толя - зять Замятина, и мой друг. Потому что каждая задрипанная лошадь в обеих столицах знала, что в структуру Комитета Министров попадают только по заслугам и никак иначе. Одно из двух условий, поставленных Государю при моем вступлении в должность, и усилиями Великой княгини Елены Павловны, шепотками из уст в ушко, разнесенное по салонам высшего света.
К началу февраля тысяча восемьсот семьдесят пятого в Санкт-Петербурге не нашлось бы ни единой приличной гостиницы, где нашлись бы свободные номера. Ни один особняк не стоял пустым, и, думается мне, и гостевые покои в них не пустовали. Дата похорон почившего Государя так еще и не была назначена - ждали приезда с севера Великого князя Алексея Александровича, но съехавшийся в столицу цвет дворянства, торговли и промышленности и не помышляли об участии в траурном шествии. Забальзамированное тело Николая покоилось в усыпанном цветами гробу, установленном в Георгиевском зале Зимнего, но в салонах словно бы уже забыли о постигшей Державу утрате. Куда больше умы и простых обывателей и облеченных властью вельмож занимали другие мысли. Ну, в том, что следующим императором станет потомок Николая и датской принцессы, Александр, никаких сомнений не возникало. Но кто?! Кто станет править страной, пока будущий Государь молод и не может занять престол?!
Общественная жизнь била не ключом даже, гейзером! Улицы с раннего утра и чуть ли не до полуночи были полны экипажами со спешащими на званые и незваные обеды господами. Собирались и тут же, послушные ветрам слухов и сплетен, карточными домиками рассыпались партии. Создавались союзы, ссорились стародавние партнеры и объединялись прежде непримиримые враги. И все только ради того, чтоб получить некую, иллюзорную пока выгоду от возможной близости к будущему Регенту или кому-либо из его окружения.
Еще одним вопросом вопросов, кроме личности Правителя, был состав регентского совета. Согласно Павловскому закону, исправленному и дополненному в правление покойного Александра Второго, Регент не мог управлять Державой единолично. Все сколько-нибудь значимые его решения должен был принять и одобрить Совет. И тут действительно был простор - поле необъятное - для мнений.
Естественно, имелись по этому поводу определенные мысли и у вашего покорного слуги. Тем более что я и сам, волею Всевышнего, оказался втянут в эту подковерную грызню за Большой Приз.
Больше того, в отличие от большинства прямо-таки оккупировавших Северную Столицу обывателей, я располагал информацией, что называется - из первых уст. И имел возможность эту самую информацию получать и впредь.