Самолет Можайского! Господи! Да это этажеристое чудо-юдо даже на марках в мое время печатали! Как же я мог забыть?! Естественно, к помещику Можайскому отправился мой чиновник по особым поручением. С заданием уговорить пионера воздухоплавания приехать ко мне в Санкт-Петербург и заниматься строительством аэроплана на государственном уровне. Уж лабораторию при Императорском институте вооружений я ему мог легко устроить. Осенью вернусь в столицу, там меня уже и ответ должен дожидаться.
Следом за Можайским, следуя ассоциативному ряду, память выдала еще одну фамилию: Жуковский. Теоретик воздухоплавания. Автор математического обоснования подъемной силы крыла. То что надо! Оказалось, что и этот господин уже давно — двадцать восемь лет назад — родился, и успешно трудится преподавателем математики и механики в Московском высшем техническом училище. Том самом, где мои корявые чертежи винтовки и пулемета обрели очертания реального боевого оружия. И то самое, кстати, который при СССР станет Московским государственным техническим университетом имени Баумана.
С Николаем Егоровичем Жуковским я встретился. Студенты на каникулах, но ради открытой лекции премьер-министра Российской Империи, все-таки собрались. И дети и преподаватели. Ну а набиться на разговор с молодым талантливым доцетом было уже совсем просто. Нарисовал ему разрез крыла из школьных учебников времен моего советского детства. Предложил построить при училище особую лабораторию — аэродинамическую трубу, для опытного определения подъемной силы крыла. Рассказал о планах строительства первого в мире летающего устройства тяжелее воздуха. А потом, жестом фокусника, достал из кармана сложенный из листа бумаги самолетик, и запустил.
— Мой сын, Сашенька, этакое вот чудо десятками строит, — улыбнулся я Жуковскому. — И вопросы задает. Папа, спрашивает, а почему они летят? А что мне ответить, Николай Егорович, коли никто в мире пока того не ведает? Но ведь летят!
— Поразительно, — только и смог выговорить Жуковский, и устремил взгляд в будущее. Ну, или куда-то в ту степь, не иначе. Потому что на прочие раздражители ученый не реагировал еще минут десять.
Может и к лучшему. Мы, с присутствовавшим при разговоре, директором училища, Виктором Карловичем Делла-Восом, успели и о новой лаборатории поговорить, и увеличение ассигнований на училище обсудить. Стране остро нужны были инженеры. Много. Много больше, чем способны были дать существующие уже учебные заведения. И если будущая Бауманка готова была расширяться, если у ее руководства существовали здоровые амбиции, то кто я такой, чтоб стоять на пути прогресса?
Сам Виктор Карлович — отменный специалист в области механики. Именно ему удалось довести первый прототип пулемета до рабочего образца. Так что и патент, или как сейчас принято говорить — привилегию, мы оформляли с ним в равных долях. Заказа от военного ведомства на оружие, способное изменить ход войны мы пока не получали, но несколько сотен образцов все-таки произвели. Для экспериментальной штурмовой дивизии моего брата Морица.
Жуковский в итоге, получасом спустя, конечно, согласился, но понервничать меня таки заставил. Не ожидал, что названый в будущем великим теоретиком воздухоплавания окажется этаким вот тугодумом.
Потому и слушать фамилии я с тех пор стал со всем вниманием. Вдруг снова кого-нибудь этакого услышу. Непризнанного гения, изобретающего звездолет в русской глубинке. Самого меня Господь от наук отвратил. Не тот у меня склад ума, чтоб предаваться фантазиям или расчетам. Но по части организаторства, слава Богу, у меня пока все получалось. Организовал бы и космодром в окрестностях Воронежа, кабы нашелся ученый, сумевший бы меня убедить, что реально еще в этом веке отправить Белку со Стрелкой на орбиту. Жаль, Сергей Павлович Королев еще даже не родился. Я проверял. Даже Павла Королева подходящего возраста не нашел…
Что-то шевельнулось в душе, когда Чарыков представил мне молодого, усатого, как Василий Иванович Чапаев, владельца пароходной компании.
— Позвольте рекомендовать вам, ваше высокопревосходительство, купца второй гильдии, Тихона Филипповича Булгакова, — представил мне «чапаева» губернатор. — Три года назад сей предприимчивый молодой господин в наследство два пароходных буксира получил. Да четыре баржи. Ныне же… Сколько, Тихон Филиппович? Пять? Пять кораблей у него. До нашей знаменитости, Якова Алексеевича Прозорова, еще, конечно не дотягивает. Но зная его неуемную энергию, не удивлюсь, коли через десяток лет…