— Вы что-то сказали мне? — спросил Ник.
— Нет, нет, — возразил Саша, стесняясь — своего порыва. — Я все думаю: неужели их казнят?
— Тетушка Челищева сказывала, что Рылеев на допросах одно твердит: «Я погубил их, я один заслуживаю казни… Пусть все кончится моею казнью, а других возвратите семействам…»
— Когда за ним пришли, он спокойно ждал, был одет, только бледный очень… — волнуясь, подхватил Саша. — Иван Евдокимович рассказывал, что им сначала обещали полное прощение, а теперь стращают пытками.
— Видно, прав был Пестель, когда сказал на допросе: «Мы хотели очистить дом!» — ответил Ник.
Мальчики ускорили шаги.
— Государь сказал Каховскому, что он только и мечтает устранить в государстве все неполадки, что он сам — первый гражданин отечества, — задумчиво продолжил он. — Неужели после таких слов возможна казнь?
Послышались протяжные, заунывные звуки шарманки, и мальчики остановились возле раскрытой калитки. Старенький рыжий шарманщик крутил ручку пестрого ящика, на котором наклеены были розовые личики ангелов с белыми крылышками. В ящике — множество пакетиков, туго свернутых из газетной бумаги.
Дворовые девушки, застенчиво краснея и подбирая подолы набойчатых платьев, теснились вокруг шарманщика.
— А ну, красавицы, попытайте счастья! — хриплым пропитым голосом возгласил шарманщик.
Цепко обхватив сухими лапками скрюченный палец хозяина сидел зеленый попугай. Он смотрел на всех круглым подозрительным глазом и вдруг вскрикнул картаво и отчаянно:
— Попка дурак!
— Ну-ка, попочка, погадай красавице! — громко сказал шарманщик, принимая из рук девушки желтую полушку.
Попугай важно шарил клювом среди пакетиков и наконец выбрал один. Он держал пакетик в клюве, и его желтый глаз смотрел на всех победительно: вот, мол, что я могу!
На соседнем дворе раздался дружный взрыв хохота. Ник и Саша поспешили туда.
Посредине двора, на длинной и тяжелой цепи, которую держал в руках чернявый цыган, показывал фокусы большой коричневый медведь. Как он старался!
— А ну, мишенька! Покажи, как пьяная барыня валяется!
Медведь ложился на спину и, раскинув лапы, катался из стороны в сторону, потом поднимался и, пошатываясь, брел вперед и назад, вперед и назад….
— А как мишенька мед ворует?
Снова медведь поднимался на задние лапы и старательно махал передними, словно очищал улей. Сладко посасывал лапу и вдруг как ужаленный начинал отгонять воображаемых пчел.
Зрители покатывались от хохота. Но глаза у медведя были маленькие и грустные, розовый влажный язык свесился набок, дыхание стало тяжелым и прерывистым.
Яблоки, булки, пятаки полетели в шапку цыгана. Цыган раскланивался, скаля в улыбке крупные белые зубы.
Саша и Ник с удовольствием глядели на это нехитрое уличное представление, но Карл Иванович считал, что надо находиться в движении, и потому торопил их идти дальше…
…Мальчики стояли на Дорогомиловском мосту, глядя вниз на медленно струящуюся реку. Высокие зеленые берега пестрели желтыми цветами. К самой воде подскакал стреноженный конь и, вкусно фыркая, стал мягкими теплыми губами пить речную воду. По мосту прогрохотала телега, нагруженная рогожными мешками. Снова все смолкло, налетел ветер, поднял с земли бумажки, клочки сена, пыль.
— И все-таки они счастливы, они посвятили свою жизнь борьбе! — просовывая носок башмака сквозь чугунную решетку моста, проговорил Саша. — Я тоже мечтаю об ртом…
Он быстро обернулся к Нику и вопросительно взглянул на него.
Откуда-то, со стороны Ростовских переулков, женщина пригнала гусиное стадо, гуси шипели и гоготали, плескались в мутной прибрежной воде, хлопали серыми крыльями.
— Я мечтаю писать такие стихи, как Рылеев, — тихо сказал Ник.
3
Вечером они сидели в комнате Саши одни, не зажигая огня. Яркая звезда разгоралась в окне.
— Наша звезда? — тихо, почти шепотом, спросил Ник, прерывая долгое блаженное молчание, и Саша только улыбнулся в ответ.
— Какое счастье, что Зонненберга выудили тогда из воды, — сказал он, помолчав. — Ведь это он нас свел.
— Подумать только, что этого могло бы не случиться!
— Рылеев назвал свой журнал «Полярная звезда», — сказал Саша, словно бы без всякой связи с предыдущим. — Мне Иван Евдокимович приносил его. На обложке звезда нарисована, яркая, вот такая. — Саша указал в окно. Звезда поднялась выше, стала холодной и круглой.