— Может, и так.
— Не может, а так. Кроме него, никто не погиб. Все это им было обмозговано и просчитано. Не мне его судить… а все равно глупо. Человек не должен сдаваться.
— У меня и этот что-то царапает.
— Не шутишь? Что за чума на этих штурманов. Надавай по ушам, пока не поздно. От добра добра не ищут. Если летающий на-ачал писать — жди беды.
— Надаешь. На вид — воск, а упрям, как мул.
— Мне ты отваливал, не стесняясь. Постарел, помягчел? Этот, поди-ка, тоже — печальник горя народного? Пусть на пенсию выходит, тогда и плачет. Он что — эстафету, так сказать, от Багуна подхватил?
Николай пожал плечами.
— Они ведь не были знакомы.
— Читал что-нибудь. Я на твоем месте вправил бы ему мозги.
— Попробую при случае. Ну, будь.
— Счастливо. И не забывай — жду.
— Не забуду.
Он прошел в штурманскую. Штурманская — просторная светлая комната с двумя огромными окнами и длинным, почти от стены до стены, столом посредине. На столе под плексом — карты и маршрутные палетки с указанием магнитных путевых углов и расстояний между поворотными пунктами. За ним пилоты и штурманы готовились к вылету. В противоположной от двери стороне в торец к продольному был поставлен поперечный стол поменьше. На нем находились хронометр, папки с бумагами, справочная документация. Это был стол дежурного штурмана, который контролировал предполетную подготовку экипажей.
Стены штурманской были сплошь увешаны различными подсобными материалами: огромная обзорная карта страны, карты барической топографии, приземные синоптические, прогностические, рисунки с изображением кучевых, перистых, высокослоистых, разрванно-дождевых облаков, синоптический код, ватман с ключами для штурманских расчетов.
К вылету готовились человек пять-шесть. Останин подошел к Матецкому.
— Бортжурнал рассчитал?
— Заканчиваю.
— Документацию всю получил? «Розу»?
— Да.
— А Гена где?
— Пошел проверить заправку и встретить сопровождающих.
— Да, а предварительный план полета?
— Составил, сдал. Все в порядке. — Он записал несколько цифр в бортжурнале, щелкнул движком навигационной линейки и сунул ее в штурманский портфель. — Готов. Идем на метео?
Командир кивнул.
— Вам везет, — сказал синоптик, вручая Николаю прогноз и широко улыбаясь. — Антициклон. Видимость миллион на миллион. Прогуляетесь, как по пляжику.
— Зато температурка…
— Что есть, то есть. Но идеал только в раю.
— А как Северный Кавказ?
— Какой район тебя интересует?
— От Каспия до Черного.
— Кизляр — Минводы — Адлер — обойма циклонов и холодных фронтов. Грозы, ливни, шквалы.
— Лихо.
— Ну, не так, чтоб очень, но тому, кто туда пойдет, придется повертеться.
Синоптик протянул ему прогностическую карту. Командир со штурманом склонились над ней и несколько минут молча изучали, потом Матецкий ткнул пальцем в районе севернее Грозного. Останин кивнул. Они переглянулись так, что и любому постороннему стало бы ясно: вот уж куда ни один из них лететь не пожелал бы.
— Что вас так притягивает Северный Кавказ? — заинтересовался синоптик. — После Уренгоя хотите смотаться туда позагорать и поесть фруктов?
— Кроме Балобана туда кто-нибудь идет? — спросил Останин.
— Минут десять назад на Баку улетел Нестерчук. Тебе что, всерьез юга заинтересовали? Могу подготовить прогноз.
— Попозже.
Они вернулись в штурманскую. Подошел Минин, поздоровались, тот доложил:
— Груза две двести, центровка, крепление проверены, заправка пять пятьсот, второй к полету готов.
Останин поднял брови.
— Под пробки? Кто распорядился?
— Видимо, Кедров.
— Штурман, сколько по расчету нужно горючки до Уренгоя?
— Три девятьсот.
— Ладно. Сопровождающие на борту?
— Да. Пьют вино и едят кур. Не гиганты, но народ крепенький, спортивного типа. Оружия не видно, рожи не злодейские, о том, что собираются на нас нападать, не намекнули. Один пытается шутить, остальные — так себе. Все вежливые…
— Понял, — сказал командир.
— Но? — сказал штурман.
— Очень вежливые, — повторил Минин.
— Кавказцы вообще редко грубят. Твое мнение, штурман?
— Не факт.
— Согласен. Что ж, посматривайте. Я с ними перекинусь парой слов, но в кабину заходить толпой и быстро. Я — замыкающий. По моим прикидкам, если нас повернут, то после посадки или прихлопнут, или попадем в заложники.
— Штурман понял.