Посвящается Харуко, Вэйксин и Дженне. Их мужество, мудрость и милосердие всегда были моей путеводной звездой.
Действующие лица
Гэндзи — князь Акаоки; глава клана Окумити.
Сигеру — дядя князя Гэндзи.
Кудо — начальник безопасности при князе Гэндзи
Сэйки — управляющий двора князя Гэндзи.
Хидё
Симода
Таро — самураи клана Окумити
Хэйко — гейша, возлюбленная Гэндзи.
Ханако — служанка в клане Окумити
Князь Киёри — покойный дедушка Гэндзи.
Сохаку — настоятель монастыря Мусиндо (он же — командующий кавалерией клана Окумити)
Джимбо — дзенский монах (бывший христианский миссионер).
Зефания Кромвель
Эмилия Гибсон
Мэттью Старк — христианские миссионеры.
Каваками — глава тайной полиции сёгуна.
Мукаи — помощник Каваками.
ЧАСТЬ I
Новый год (1 января 1861 года)
ГЛАВА 1
«Вифлеемская звезда»
Переправляясь через незнакомую реку вдали от своих владений, наблюдай за поверхностью потока, взгляни, прозрачна ли вода. Обрати внимание на поведение лошадей. Остерегайся многочисленной засады.
На знакомом броде неподалеку от дома внимательно всмотрись в тени на противоположном берегу и проследи за колыханьем высокой травы. Прислушайся к дыханию своих спутников. Остерегайся убийцы-одиночки.
Хэйко притворялась спящей. Дыхание ее было глубоким и медленным, тело — расслабленным, но не обмякшим, губы сомкнуты, но выглядят так, словно вот-вот готовы приоткрыться; веки неподвижны, а взгляд устремлен вовнутрь, в точку сосредоточения. Хэйко скорее ощутила, чем почувствовала, что лежащий рябом с нею мужчина проснулся.
Он повернулся, чтоб взглянуть на нее. Хэйко подумала о картине, что должна была предстать его глазам.
Ее волосы: непроглядная тьма беззвездной ночи, разметавшаяся по голубой шелковой простыне.
Ее лицо: белое, словно весенний снег, сияющее отблеском похищенного лунного света.
Ее тело: притягательные изгибы под шелковым покрывалом, украшенным прекрасной вышивкой — на золотом фоне плясали два белых журавля с темно-красными горлышками, схватившиеся в пылу любовного безумия.
В беззвездной ночи Хэйко не сомневалась. Ее волосы — темные, блестящие, длинные — всегда были одним из главных ее достоинств.
Вот сравнение с весенним снегом уже хромало, даже если списать его на поэтическое преувеличение. Раннее детство Хэйко прошло в рыбацкой деревушке в провинции Тоса. И хоть с тех пор минуло немало лет, след тех счастливых часов, проведенных на солнце, так и не изгладился до конца. На щеках у нее даже проглядывали веснушки. А весенний снег веснушчатым не бывает. Однако же лунное сияние прятало их. По крайней мере, так он утверждал. А кто она такая, чтоб спорить с ним?
Хэйко надеялась, что господин смотрит на нее. Она умела спать красиво, даже когда на самом деле спала. Когда же она притворялась, как вот сейчас, это обычно производило на мужчин сокрушительное впечатление. Интересно, что он станет делать? Осторожно откинет покрывало, чтоб полюбоваться ее наготой? Или улыбнется, прижмется к ней и разбудит ее нежными ласками? Или, с обычным своим терпением, дождется, пока ее ресницы не затрепещут под его взглядом?
У Хэйко было много мужчин, но никогда прежде ей и в голову не приходило строить подобные догадки. Но этот мужчина не был похож на остальных. И с ним Хэйко частенько погружалась в подобные размышления. Но почему? Потому ли, что он и вправду был неповторим? Или потому, что она потеряла из-за него голову, как последняя дура?
Гэндзи обманул все ее ожидания. Он просто встал и подошел к окну, выходящему на залив Эдо. Он стоял нагим средь рассветного холода и внимательно наблюдал за чем-то, привлекшим его внимание. Время от времени он вздрагивал — но даже не подумал одеться. Хэйко знала, что в юности он прошел суровую подготовку у монахов секты тэндаи на горе Хиэй. Поговаривали, будто эти монахи-аскеты умеют по собственному желанию управлять температурой своего тела и способны часами напролет стоять под ледяным водопадом. Гэндзи гордился, что учился у них у них. Хэйко вздохнула и пошевелилась, сделав вид, будто повернулась во сне — и заглушила тем самым едва не вырвавшийся у нее смешок. Очевидно, Гэндзи не настолько хорошо усвоил науку монахов, как ему хотелось бы.
Но Гэндзи не обратил ни малейшего внимания на вздох Хэйко. Даже не взглянув в сторону девушки, он подхватил старинную португальскую подзорную трубу, настроил и снова уставился на залив. Хэйко охватило разочарование. Она-то надеялась… На что она надеялась? Всякая надежда, малая или большая, — лишь потворство своим желаниям, и не более того.
Хэйко представила себе Гэндзи, стоящего у окна. Она не позволиа себе еще раз взглянуть на князя. Если она забудет об осторожности, Гэндзи непременно почувствует ее взгляд. А может, и уже почувствовал. Возможно, именно поэтому он и не обращает на нее внимания. Он ее дразнит. А может, и нет. Хэйко вздохнула. Разве с ним скажешь наверняка? Но на всякий случай девушка предпочла нарисовать его мысленный образ, не открывая глаз.
Гэндзи был чересур красив для мужчины. Из-за этой красоты и не по-самурайски небрежных манер он выглядел легкомысленным и хрупким — почти что женственным. Но внешность была обманчива. Когда Гэндзи раздевался, выпуклые мышцы недвусмысленно свидетельствовали, что он и вправду получил серьезную воинскую подготовку. Воинское искусство ближе всего к энергии любви. Эти воспоминания согрели Хэйко, и она вздохнула — на этот раз невольно. Притворяться спящей и дальше было бессмысленно. Хэйко открыла глаза. Она взгянула на Гэндзи; картина, представшая ее взору, полностью соответствовала той, которую она нарисовала в уме. Что бы Гэндзи ни углядел за окном, это зрелище полностью завладело его вниманием.
Через некоторое время Хэйко произнесла сонным голосом:
— Господин мой, вы дрожите.
Гэндзи не соизволил оторвать взгляд от залива, но улыбнулся и ответил:
— Гнусная ложь. Я не чувствую холода.
Хэйко выскользнула из-под одеяла и надела на себя нижнее кимоно Гэндзи. Она поплотнее запахнула полы, чтоб получше согреть одеяние теплом своего тела, а сама тем временем опустилась на колени и небрежно перевязала волосы шелковой лентой. Сатико, ее служанке, потребуется несколько часов, чтобы вновь уложить ее волосы в изысканную прическу куртизанки. А пока что сойдет и так. Поднявшись, Хэйко мелкими шажками приблизилась к Гэндзи, но в нескольких шагах от него остановилась и распростерлась ниц — и так и застыла. Гэндзи ничем не дал понять, что заметил ее, да Хэйко и не ждала от него никакого знака. Выждав несколько секунд, она встала, сняла нижнее кимоно, согретое ее теплом и впитавшее ее запах, и набросила ему на плечи.
Гэндзи заворчал и натянул одежду.
— Взгляни-ка!
Хэйко взяла протянутую подзорную трубу и оглядела залив. Вчера вечером в нем стояли на якоре шесть кораблей. Военные корабли из России, Англии и Америки. Теперь к ним добавилось седьмое судно — трехмачтовая шхуна. Новое судно было куда меньше военных кораблей; у него не было гребных колес и высоких черных дымовых труб. У шхуны не было ни орудийных портов, ни пушек на палубе. Но какой бы маленькой ни казалась эта шхуна рядом с боевыми кораблями, она все-таки вдвое превосходила размерами любое японское судно. Интересно, откуда она приплыла? С запада, из какого-нибудь китайского порта? С юга, из Индии? С востока, из Америки?
— Когда мы ложились в постель, торгового корабля не было, — сказала Хэйко.
— Он только что бросил якорь.
— Это тот самый корабль, которого вы ждете?
— Возможно.
Хэйко с поклоном вернула подзорную трубу Гэндзи. Князь не сказал ей, какой же корабль он ждет, а Хэйко, конечно же, не стала его распрашивать. По всей вероятности, Гэндзи и сам не знал ответа на этот вопрос. Должно быть, он ожидал исполнения пророчества, а пророчества всегда расплывчаты. Погрузившись в размышления, Хэйко вновь взглянула на корабли в заливе.