Эмилия поняла, что свирепый самурай сказал что-то насчет нее, потому что все прочие тут же напустили на себя бесстрастный вид и старательно принялись смотреть куда угодно, только не на нее.
— Я полностью с тобою согласен, Эмилия. Но, возможно, в данных обстоятельствах лучше принять предложение, сделанное от чистого сердца. Нам следует приспосабливаться к обычаям этой страны — конечно, в той степени, в какой это не противоречит нашей морали.
— Как тебе будет угодно, Зефания.
Присев перед князем Гэндзи в реверансе, Эмилия послушно двинулась к паланкину — и тут же столкнулась с непредвиденной трудностью. Вход в паланкин оказался до чрезвычайности узким. Чтоб пробраться сквозь него, Эмилии пришлось бы извиваться совершенно неподобающим для леди образом. А кроме того, и сам паланкин так мал, что ее жакет на толстой подкладке и широкие юбки займут все оставшееся от нее самой место. Чем же там дышать?
— Эмилия, давай я понесу твой жакет, — предложил Зефания. — Паланкин защитит тебя от холода.
Девушка испуганно запахнула ворот жакета поплотнее.
— Спасибо, но я лучше не буду его снимать.
Жакет был одной из преград между ее телом и миром. Чем больше таких преград, тем лучше.
— Она не знает, как садиться в паланкин, — заметил Сэйки. — Ее разум под стать ее внешности.
— Ну откуда же ей это знать? — отозвался Гэндзи. — Она ведь никогда прежде в него не садилась.
Он вежливо поклонился девушке и подошел к паланкину, извлек мечи из-за пояса и положил внутрь. Потом он согнулся и вошел внутрь, развернувшись при этом так, что оказавшись внутри, он уже мог нормально усесться. Чтоб выйти, он сперва высунул наружу ноги, а потом уже и выбрался целиком. Гэндзи проделал каждое движение с нарочитой неторопливостью, и Эмилия все прекрасно рассмотрела. Встав, Гэндзи плавным движением заткнул мечи за пояс. Завершив этот наглядный урок, князь поклонился и вновь жестом пригласил Эмилию садиться.
— Спасибо, князь Гэндзи, — отозвалась Эмилия. Она была искренне признательна этому молодому японцу. Ведь он избавил ее от необходимости выставлять себя на всеобщее посмешище. А теперь, подражая движениям князя, Эмилия смогла без затруднений усесться в паланкин.
— Ну что, сможете вы нести такую тушу? — поинтересовался один из самураев, обращаясь к носильщикам.
— Хидё! — одернул его Сэйки. — Месяц дежуришь на конюшне! Есть еще шутники, желающие убирать навоз?
Больше шутников не нашлось. Носильщики подняли паланкин без особых усилий, и отряд, покинув порт, вступил на улицы Эдо.
Самым большим городом, в котором довелось побывать Старку, был Сан-Франциско. Там, в миссии, он наслушался всяких басен о Японии — от людей, которые, по их словам, плавали туда на военных, торговых или китобойных судах. Эти люди рассказывали о странных обычаях, странных воззрениях и даже о странной еде. Но самым фантастичным в их байках были рассказы о неимоверном количестве народу: они утверждали, что в одном-единственном городе, Эдо, столице сёгунов, живет больше миллиона человек. Старк не особенно верил этой болтовне. В конце концов, это говорили пьянчуги, отщепенцы, беглецы. Другие в миссию Истинного слова просто не приходили. Но даже самые отъявленные их бредни не подготовили Старка к картине, представшей теперь его глазам. Улицы Эдо оказались для него натоящим потрясением.
Люди был повсюду. На улицах, в лавках, в окнах многоэтажных домов. Невзирая на ранний час, народу было столько, что Старк не понимал, как вообще можно пробраться через такую толпу. Кипение чуждой жизни потрясло Старка.
— Брат Мэттью, с вами все в порядке?
— Да, брат Зефания. Я ошеломлен, но со мной все в порядке.
А может, и не все. Детство и юность Старка прошла на просторах Техаса и Аризоны. Там он чувствовал себя дома. Города же он никогда не любил. Даже в Сан-Франциско — уже и в том нечем дышать. А Сан-Франциско по сравнению с этим городом был просто пылинкой.
Однако же, люди не просто расступались перед их отрядом, но и приникали к земле, словно травы прерии под северным ветром. Какой-то хорошо одетый человек, которого сопровождали трое слуг, поспешно соскочил со своего прекрасного белого коня и рухнул в своих богатых шелковых одеяниях прямиком в грязь.
— А что такого сделал князь Гэндзи, чтоб заслужить подобное уважение со стороны этих людей? — поинтересовался Старк.
— Родился, — с мрачным неодобрением отозвался Зефания. — Члены воинской касты тут могут зарубить любого, кто не выкажет им должного почтения. А даймё — так тут называют князей, — имеет право за проступок одного человека казнить целую семью, или даже целую деревню.
— Мне просто не верится, что подобное варварство может существовать на свете, — сказала Эмилия из паланкина. Старк и Кромвель шли рядом с его дверцей.
— Потому-то мы здесь, — сказал Кромвель. — «Он спасает бедного от меча, от уст их и от руки сильного».
И снова миссионеры сказали «аминь». Гэндзи шел в нескольких шагах впереди и внимательно прислушивался к их разговору — и все-таки снова не смог распознать молитву. Очевидно, христианские молитвы могут быть столь же короткими, как мантры буддистов, верящих в Чистую землю, или секты Лотосовой сутры.
Внезапно Сэйки с возгласом «Берегись!» сбил князя с ног.
И в тот же самый момент грянул выстрел.
— Если у вас имеются вопросы, — заявил Кумэ, — задайте их господину Каваками.
Заслышав имя главы тайной полиции, командир стрелков побледнел и отошел, не сказав более ни слова. Гэндзи и Сэйки прошли на пристань, чтоб поздороваться с миссионерами. Кумэ же тем временем вернулся в караульную. Он отыскал свой мушкет, спрятал его в черный полотняный чехол и забросил за спину. И, не теряя более времени, удалился.
Он знал, что от порта к дворцу клана Окумити, расположенному в районе Цукидзи, ведет всего одна дорога, достаточно широкая для того, чтоб по ней мог пройти кортеж Гэндзи. Прошлой ночью Кумэ изучил этот маршрут и выбрал здание, стоящее на углу; это была узкая двухэтажная постройка, стиснутая с обеих сторон такими же строениями. Подобная беспорядочная теснота вообще была характерна для жилищ простонародья в Эдо. И вот теперь Кумэ направился прямо туда и, зайдя сзади, из переулка, взобрался на крышу облюбованного дома. Никто его не заметил. А если бы кто и заметил, то не поверил бы собственным глазам, — потому что Кумэ просто вскарабкался по стене, словно паук.
Расположение было идеальным. Отсюда Кумэ будет прекрасно видно, как приближается его мишень. Более того, поворот заставит отряд пойти медленее — а чем медленнее они будут идти, тем легче ему будет прицелиться. Кумэ осмотрел мушкет — чтоб убедиться, что на этот раз он нажмет на спусковой крючок заряженного оружия.
Когда в дальнем конце улицы появился отряд Гэндзи, уже настал час лошади. Завидев приближение князя, горожане расступались и падали ниц. Это тоже было лишь на руку Кумэ. Он примостил дуло мушкета на край крыши — так, что наружу выглядывало не более дюйма. Вряд ли даже самый внимательный наблюдатель сможет заметить его снизу. Гэндзи беспечно шагал во главе отряда. Кумэ прицелился ему в голову. Как это было бы просто… Но подходящий момент для того, чтоб искалечить или обезобразить, упущен. Этот идиот в порту, Иси, признал, что узнает Гэндзи. И теперь всякое покушение на Гэндзи будет слишком явно указывать на замок Эдо.
Кумэ сместил прицел и выстрелил.
— Господин!
— Я цел, — отозвался Гэндзи.
Сэйки указал на крышу ближайшего дома.
— Вон он! Хидё! Симода! Взять его живым!
Прочие самураи, обнажив мечи, образовали кольцо вокруг князя. Горожане исчезли — при первом же признаке начинающихся неприятностей юркнули по щелям.
— Миссионеры! — воскликнул Гэндзи и бросился к паланкину. Пуля проделала дыру в задернутой правой части окна. Пассажир, как правило, располагался у другой стороны, ровно на траектории полета пули. Гэндзи поспешно отворил дверь; он думал, что эта чужеземная женщина, Эмилия, истекает кровью, а то и вовсе умирает.