Вдруг противоположная зеркальная дверь резко распахнулась, и в комнату ввалился всклокоченный крупный молодой мужчина. Из одежды на нем были только мятая белая рубаха и подштанники. Осоловевшие глаза его не выражали никаких эмоций, но сам вид его был довольно устрашающим. Следом за мужчиной в дверь впорхнула испуганная худощавая дама в изумрудном платье с турнюром, которое было застегнуто до самой шеи на мелкие жемчужные бусинки.
«Должно быть, хозяйка заведения», – подумал Анненский.
Женщина, увидев Азаревича, заметно успокоилась. Тот чуть кивнул ей, и она исчезла за дверью.
Незнакомец всего этого не заметил. Он, как показалось Анненскому, не понял даже, что в комнате есть еще кто-то, кроме него. Повалившись на кушетку, он обхватил голову руками и глухо застонал, а потом протянул руку к маленькому и совершенно пустому прикроватному столику, словно что-то ища на нем.
– Вам воды, поручик, или чего покрепче? – спросил Азаревич.
Человек вздрогнул и хрипло простонал:
– Один черт! Во рту пересохло, что языком не повернешь…
Воролов подошел к столу со сластями, наполнил фруктовой водой из графина хрустальный бокал и протянул его человеку в подштанниках.
Тот долго с наслаждением пил, прерываясь на то, чтобы приложить холодную поверхность бокала то ко лбу, то к виску.
– Благодарю вас, господа, – наконец проговорил он, разглядывая из-под опухших век Азаревича и Анненского. – Вино, видно, ударило мне в голову. Вчера, похоже, перебрал. Merde! Черт возьми, память отшибло напрочь! Поверите, только сейчас понял, где я… Да, прошу прощения: мы знакомы?
Азаревич ему не ответил. Он обернулся и взглянул на Аполлона Григорьевича.
«Все пошло не так, – подумал Анненский. – Бес его знает: этого ли я видел в театре с Зиночкой или другого? Похож? Или нет, не похож… Тот не такой был. Этот растрепанный какой-то… Усы тоже… Нет! Тот, кажется, помельче был…»
От волнения на лбу у антрепренера выступила испарина.
«Он или не он?» – Аполлон Григорьевич изо всех сил напрягал память.
Тем временем поручик, персону которого старательно изучал Анненский, сел, отставил бокал и сжал виски пальцами:
– Вы, господа, поздновато явились: за окном-то, я смотрю, уже утро…
Стоявший перед ним Азаревич вдруг резко ткнул поручика кулаком в лицо.
Анненский от неожиданности вскрикнул.
Поручик охнул и схватился за нос. Сквозь его пальцы тяжелыми каплями закапала кровь, пачкая кружево маленьких подушечек, лежавших тут же на кушетке.
– Вы с ума сошли! Какого дьявола?!! – прохрипел он.
– Вспомните-ка ночь с первого на второе октября сего года, милейший! – Азаревич схватил поручика за грудки и с силой прижал к спинке дивана. Тот испуганно дернулся, но потом смирно опустил руки:
– Отпустите! Мы все уладим!
Воролов разогнулся и отступил на полшага назад.
– Кто вы? Что вам нужно? – поручик вытирал разбитый нос рукавом рубашки.
– У меня к вам дело по поводу событий второго октября сего года.
Губы поручика задрожали:
– Я все понял, господа. Позвольте объясниться…
– Незамедлительно! – поднял его за воротник Азаревич.
– Я же обещал вернуться! Я обещал жениться, да! И я непременно это сделаю! Parole d'honneur, господа! Честное слово! Parole d'honneur!
– Так-так, – воролов ослабил хватку.
Беглец, шмыгая носом и вжавшись в спинку диванчика, тем не менее, пытался принять на нем независимую и горделивую позу. На его пышных усах уже багровели комочки спекшейся крови, но он этого не замечал.
– Я не обманывал mademoiselle Ольгу! Наши чувства искренни и взаимны! – его голос сорвался на фальцет.
– Почему тогда сбежали?
– Вот ее бы и спросили, – поручик попытался приосаниться и нарочито раскованно закинуть ногу на ногу.
– Я спрашиваю вас.
– Я на той неделе получил назначение в двести семнадцатый ковровский полк. Выехать должен был первого числа. Но сначала я должен был объясниться с mademoiselle Ольгой! Mon Dieu! Господи, ну должны же вы понять! Это же вы, все ее семейство, запретили мне появляться в ее доме! Но это ничего! Знайте: это для нас ничего не значит! Слышите? Ничего!
– Не только слышу, но и вижу. Сразу в бордель изволили направиться?
Поручик испуганно посмотрел на Азаревича.
– Если вы ей скажете, то я буду все отрицать! Я же согласен! Я женюсь! Я ей обещал через месяц в отставку подать! Вы же за этим приехали? Вы… Кто вы? Родственник, слуга, сыщик?
Но Азаревич уже потерял к своему собеседнику всякий интерес. Он посмотрел на Анненского, который все еще стоял, вжавшись в стену, и бросил ему: