Лифтерша тетя Надя, на добровольной основе прибирающаяся в его кабинете, как-то поинтересовалась, зачем он каждый день комкает такое количество бумаги? Пришлось ответить что-то неопределенное про ежедневные следственные эксперименты.
Шумно втянув ноздрями густой аромат бергамота, исходящий из чашки горячего чая, Марат с наслаждением откусил большой кусок свежего нана, с удовлетворением ощутив на зубах ягодки изюма, которого оказалось вполне приличное количество.
Вдруг дверь без предварительного стука распахнулась, и на пороге нарисовался вечно улыбающийся розовощекий опер Сашка Попов.
— Привет, старлей! — гаркнул гость как обычно громким голосом. — Про своего коллегу уже слышал?
— От старлея слышу, — недовольно пробурчал Марат, спешно прожевав лакомый кусочек. После чего сделал глоток чая и, поняв, что насладиться чаепитием не получится, отставил кружку, открыл верхний ящик стола, положил в него надкушенный нан. Только после этого обратился к оседлавшему стул оперу: — Про какого коллегу?
— Про Шукалова Володьку, — пояснил Сашка, глядя на то место, где только что лежал нан. — Чаем ты меня конечно не угостишь?
— У меня только одна кружка, — привычно ответил Сартыков. Когда уже до этих оперов дойдет, что он здесь находится один, а потому ему вовсе незачем держать в кабинете целые чайные сервизы. Вот если бы кто из них зашел с бутылочкой коньяка, или какого другого благородного напитка, как это делает Армэн, хлопоча за своих торгашей, то для такого случая у участкового всегда нашлась бы пара стопочек, и даже пара хрустальных коньячных бокалов. Но ожидать подобного от диких оперов не приходилось. Одно слово — русские. — А что с Володькой случилось?
— Не слышал, значит, еще? Метеоритом его прибило.
— Каким еще метеоритом? — изумленно поднял брови Марат. — Насмерть?
— Железорудным, — пояснил Сашка и принялся раскачиваться на стуле. — Не насмерть. Только багажник пробило почти насквозь.
— Какой нахрен к Аллаху багажник?
— Это точно. Багажник теперь только на хрен к Аллаху и сгодится, гы, — осклабился Попов, продолжая раскачиваться на стуле, ножки которого уже начали жалобно поскрипывать.
— Да не ломай ты стул! — не выдержал участковый. — Посетителям не на чем сидеть будет.
— Ну, ты для своего кормильца Армэна мог бы и кожаное кресло купить…
— Так! — хлопнул ладошкой по столу Марат. — Ты зачем пришел? Мне лясы-балясы точить некогда. У меня вон дел невпроворот, — в доказательство он указал на кипу свежей рекламной макулатуры. Заметив удивленный взгляд опера, поспешно убрал разноцветные газетенки в открытый сейф, а на их место выложил рабочие папки.
— Я, собственно, зашел узнать про тех странных бомжей. Ты к ним не наведывался?
— Э-э, Саш, ну зачем мне эти вонючие бомжи, а? У меня что, своих забот не хватает? — Марат снова указал на выложенные на стол папки. — Вот Сидякин выйдет с больничного — пусть со своими бомжами и разбирается. Его участок — его проблемы.
— Да не скоро Сидякин выйдет. Ты же знаешь. Он после своего аппендицита сразу в санаторий укатит. Ему Ленка уже путевку оформила. Так что, коль уж тебе шефство над территорий товарища поручили, пойдем проверим этот бомжатник, — хлопнув себя по коленкам, опер поднялся. — А то у меня тоже дел не менее твоего. А то и поболее.
— Дались тебе эти вонючки, — Сартыков тоскливо посмотрел на остывающий чай и тоже поднялся. — Ну, пойдем. Что-то и вправду странные вещи про них местная шантрапа рассказывает. Как бы каких неприятностей не случилось.
Покинув район девятиэтажек, два старлея миновали Ямскую слободу и вышли к заросшему берегу Оскольца.
— Ну и где их тут искать? — вопросил Марат, оглядываясь вокруг.
— Щас у кого-нить спросим. Эй, сударь, можно вас на минутку? — Попов окликнул бредущего в их сторону мужичка. Мужик явно принял приличную дозу спиртного и, включив автопилот, дефилировал вдоль крайней улицы. Одет он был в серый клетчатый пиджак на голое тело и спортивные штаны с нещадно вытянутыми коленками. Розовые резиновые сланцы, надетые на черные носки и стильно отделяющие большие пальцы ног, звонко шлепали задниками по дороге.