“Вот сейчас я единое, но я всего лишь лед и в любой миг распадусь тысячью остро ранящих осколков. И что так все стремятся к единству? Одной тоже неплохо… Где там слуга уже?” - размышляла, сидя в купе у окна Розалинда.
Поезд отправился, Розалинду охватила тревога. Она бы наслаждалась своим нынешним одиночеством, она всегда его любила, даже одиночество без свободы - без разницы на воле или за решеткой - все равно никто не мог ее понять. Только не с таким количеством врагов, не с их щупальцами спрута, желающим проникнуть во все ее сокровенные уголки одиночества. Они выводили из равновесия… Раздражало.
Наконец появился Цетон, торопливо прошептав:
- Скорее, пока не пришли проводники. Вон те двое, на платформе.
- Не вижу, ну хорошо, ты их вычислил, и этого достаточно, - отозвалась неуверенно Розалинда, понимая, как жутко сливается в одно лицо толпы весь этот “хаос лиц”. - Веди.
- Поезд тронулся. Необходимо, чтобы они поверили в наше отправление, - торопливо говорил вполголоса Цетон.
“Те двое на перроне… Не знаю, что это, но это непреодолимая жажда убийства, как у неупокоенного мертвеца, она смотрит на меня из темноты моей пустоты, она и есть зверь, она вскипает в крови, отзываясь сладостью на языке. Я хочу, чтобы они были мертвы… - вдруг ожесточенно и пьяняще довольно окунулась в свое прошлое безумие Катарина, ах, снова новое имя пришло ей на ум… Она не ощущала своего бытия, сложно описать, каково это, не ощущать бытия на протяжении многих лет, сознавая и вспоминая прошлое его ощущение, не испытывая при этом и тени былой радости. Катарина? Из “Укрощения Строптивой”? Вполне подходило для зверя внутри… Вот и пустота обрела имя.
Розалинда заставляла себя вернуться, но все меньше воспринимала реальность происходящего, лишь для вида, себе для вида, играя волнение, переживания… Мысли, подобно бездонному бесконечному и бессмысленному океану расплескивались везде великолепно неосознанно и четко.
“И все-таки зря я живу… Зря… Ничего не осталось в этой жизни для меня. Меня не предали, мне просто всегда рубили крылья… А потом отняли все книги”, - равнодушно и бесстрастно рассматривала наконец замеченных шпионов за окном Розалинда, спросив у Цетона:
- А где же попутчики?
- Госпожа, это ведь купе на двоих. Я предлагал взять билеты на каждого по купе, однако вы отказались, сославшись на непродолжительность поездки.
- Ну и отлично, пусть поезд разгонится, они должны поверить в достоверность отправления. Ты же не потеряешь их из виду?
- Сделаю все, что в моих силах, - ответил Цетон, но при этом странно улыбнулся.
- Мне кажется, твоих сил больше, чем ты показываешь.
- Возможно. Впрочем, уже пора, вы готовы, моя госпожа?
- Мне все равно…- Встала с места Розалинда, не умевшая ныне скрывать улыбку чудовища Катарины.
- Еще рано. Подождем еще минуту-другую. Они провожают нас взглядами. Наглецы… Значит, Катарина? Ваше третье “я”. Интересно, сколько раз вы от себя убегаете. Осмелюсь спросить, раз уж обратной дороги нет, отчего вы не хотели быть собой, госпожа? - задумчиво поглядывая на безвольно висящие руки Розалинды, поинтересовался не менее отвлеченно Цетон, угадав мистическим образом новое имя девушки, вернее, некого неописуемого в ней, а она ответила:
- Меня нет, кем мне быть? Ничем?
Он не понимал? Так казалось, хотя, напротив, Ворон престранно полуулыбался, словно лелея что-то под покровом страшной тайны, тайной являлась сама госпожа, но ее уже не тяготили вопросы.
- Я вас понимаю, очень даже понимаю, хоть мы и остаемся идейными оппонентами, - интригующе, но растопляющее доверительно говорил он, ссутулившись напротив, пытливо выдвинул голову вперед на перепутье скрещенных пальцев в оформлении пик острых колен, придававших сходство с хищной птицей, Розалинда, все ожидая сигнала, продолжала:
- Она… Она всегда давила на меня…
Голос ее неуверенно сорвался, но Ворон глядел пристально и бесстрастно, не обещая распространяться о страшных тайнах чужих потемок души. Да и что от него скрывать, если он узнал имя нежданной новой, Катарины? Розалинда, на миг напомнив Лилию, продолжила с усилием:
- Моя мать. Она опекала меня, но в равной степени попрекала это опекой, проявляя свою жертвенную любовь, твердила о полной самоотдаче, говорила, что я неблагодарная… Ненавидела мои стихи, я же знала, что ненавидела, критикуя их “банальщиной”. Но я-то помню, что это не мне, а ей в самом цвете молодости не удалось издать свои. Она разочаровалась… Поэтому и мне рубила крылья… Но я оставалась спокойна, пока могла, потом перестала писать. Я хотела казаться послушной, но ей казалось, что я “выношу мозг”, цепляюсь к каждой мелочи. Она сама к себе цеплялась, сама винила себя за все, что бы ни случилось, а представляла, будто это я. В конце концов, я замолчала, я стала спокойной. Вообще-то я редко плакала… Я спокойна, вот и все… Но…
- Спокойствие, внешняя невозмутимость и устойчивость обусловлены только постоянной внутренней болью, сравнимо более тяжкой, чем любая внешняя, - констатировал Цетон.
- Да… Кажется, так и было… Жертва - ложь себе, я не просила жертв… Никто не просил! Но принимали, потому что она не позволяла отвергнуть…- Розалинда вздохнула и замолчала.
- Все, вот теперь в самый раз! Они больше нас не видят! Приготовьтесь к невероятному прыжку, госпожа, и доверьтесь мне. Пусть это доставит вам только удовольствие! - как примерный слуга, выпрямился Цетон, без труда вынув обширное окно из рамы, непринужденно подхватил госпожу на руки и головой вперед выскочил наружу.
- С какой скоростью мы бежим? - приятно ощущая, как ветер развевает рыжую гриву, поинтересовалась Розалинда, полностью доверяя слуге, рассматривая стремительно удаляющийся поезд.
- Триста пять километров в час, - как будто снабженный спидометром проговорил Цетон.
- Может, уже полетим? - рассмеялась девушка, но слуга от чего-то напротив потерял холодный задор и неуместную, но сумасшедшую веселость, отвечая:
- Вороны не летают. Крылья даны лишь Семарглам.
- А это еще кто? - поинтересовалась девушка, вовсе не удивляясь обилию неизведанного и ничуть не пугаясь.
- Наши заклятые враги, - обтекаемо ответил Цетон, не вдаваясь в объяснения, впрочем, Розалинда могла сама догадаться.
- Убей их всех, пожалуйста, убей, всех, всех врагов, - прошептала, прикасаясь губами к уху слуги, госпожа.
Вот и достигли точки назначения - неудивительно, ведь Цетон проследовал за шпионами, а они не могли ограничиться докладом по телефону, хотя, возможно, так сложились обстоятельства, а Розалинда уже намеревалась лицезреть чужие пытки. С другой стороны, этого желала не Лилия, даже не Розалинда. Катарина! Новое имя, новое существо, да-да, как Василиск, Мантикора и прочие хтонические создания, оно просило орошения кровью и только ей. Розалинда вздрогнула… Неужели так стоило думать о себе?
“Все рождаются хорошими… А все-таки, зря я живу… Все, что говорю - сказано… Что хочу написать - написано… Зря… Зря весь мир, он уже по шестому кругу… Мелодия скоро оборвется”, - все еще безмятежно рассуждала Розалинда, в то время, как Цетон украдкой пробирался в здание, не отпуская при этом и госпожу.
- Это Алина? - не крик, а лишь вопрос упал с уст Розалинды, так что даже не пришлось зажимать рот ладонью: - Я ее почти не помню, так… Кудрявый ангелочек…
- Да, она, - подтвердил Цетон, видя испуганную девочку, привязанную к железному стулу с заклеенным ртом.
- Убей их, убей их всех, так, чтобы улик не осталось, - приказала Розалинда, глаза ее угрожающе полыхнули, Цетон довольно улыбнулся, кажется, все шло по плану, по его плану.