Но девушка никак не могла осознать, что не дает ей покоя помимо грозящей прямо сейчас встречи с матерью, что пугает предчувствиями и знамениями будущего, тогда вспомнила: “Мой брат… У меня же еще есть брат, а я оставила его там, в Питере, хотя первым делом могли бы забрать его. Тогда я еще совсем не наладила связи с внешним миром и полностью зависела от Цетона, и он повез меня именно сюда, как будто все распланировал по ходам. А не так ли? Знаешь, Цетон, проклятый Ворон, если с моим братом хоть что-то случится по твоей вине, я клянусь, я убью тебя! Не знаю, как убить Ворона, но тебя убью. Какую бы игру ты не вел, не впутывай туда детей, особенно моих брата и сестру!”
- Вернемся домой, госпожа, время уже обеденное - послышался мягкий голос Ворона, который, кажется, как в раскрытую книгу, глядел на черты лица Розалинды, не без интереса угадывая, о чем она думает, несмотря на всю статичность ее сдержаннейшей мимики, гнев в ней, кажется, выражался особенно ярко.
” Вот и хорошо, - подумала она: - Вот и знай, что тебе грозит в случае неповиновения… Хотя, о чем это я? С его-то силой, я же просто человек, без жизни, без любви, без права выбирать, похожая на смерть, мне нечего сказать…”
Алина все еще не произнесла ни слова, но нежное личико ее уже пару раз озаряла робкая улыбка. Она осознала, что теперь имеет право остаться навечно с сестрой и Цетоном, но, что еще хуже, сам Цетон, кажется, привязался к ней едва ли не больше, чем к своей вечно недовольной и подтрунивающей хозяйке. Вот это уже доводило Розалинду до бешенства: ” Да какое он имел право? Может, она тоже часть его игры? Кто он вообще? Это ощущение злости все больше рассеивает туман в моих мыслях. На что я подписалась вообще тогда? Вот так всегда! Когда происходит нечто решительно важное, я нахожу себя в состоянии сна наяву и не боюсь необдуманных решений, а потом с ужасом анализирую их последствия”.
Между тем, Цетон стремительно накрывал стол, раскладывал лучшие приборы, которые по русской традиции в обычной жизни никогда не используют вне зависимости от уровня обеспеченности, как будто окружая себя музейными экспонатами. Тогда же Розалинда заметила, что Алина застенчиво украдкой улыбнулась Цетону, кажется, забавляясь его грациозными движениями, но, что повергло в бешенство хозяйку, Цетон бессовестно тепло ответил такой же едва ли не совершенно искренней улыбкой, как будто присутствие девочки оживляло не только застывшие во льду чувства Розалинда, но и его собственные. Тогда госпожа подозвала слугу и, угрожающе сжимая в кулаке серебристую вилку наголо, прошипела ему на ухо:
- Ничего не знаю, только не трогай Алину! Она не станет твоей следующей жертвой.
- Госпожа, позвольте узнать, откуда вытекают столь поспешные выводы? - как будто пристыжено и с мягким осуждением, недоумевая, говорил Ворон, но вдруг тон его стал совершенно иным, шипящим, пронизывающим, парализующим: - Будьте уверены, мне нужны вы и только вы, Уникальная моя Катарина.
Розалинда немо застыла в прострации, нижняя губа ее вздрагивала, взгляд застыл в немом созерцании своей будущей неизвестной участи. К чему же готовил ее Цетон, а он готовил, она подняла глаза полные неприязни на слугу, но встретила его благостное лицо с щурящейся скромной улыбкой, рассказавшей:
- А все остальное - следствие моей личной привязанности или неприязни. Все-таки, я имею на это право?
Казалось, спрашивал он вовсе не Розалинду, а кого-то более значительного, имеющего над ним реальную власть, как знать, может, само Отчаяние.
Но после обеда пришли они, приставы, опечатывать для продажи квартиру.
- Что делать, Цетон? - воскликнула с ужасом Розалинда, прячась за спиной слуги, который внимательно в глазок наблюдал, как приставы с удивлением не могут открыть ключами с внешней стороны запертую на внутренний замок дверь.
- Мы должны все же поговорить с ними, хотя… Подло, очень подло… - находился в противоречивых раздумьях и сам Ворон. По щекам Алины уже беззвучно текли слезы. Розалинда ощущала с каждой секундой усиливающийся озноб, сковывающий тело паучьими цепями: ” Да что ж тут происходит?”
- Ладно, впускай их,- поняв, что бежать бессмысленно, приказала Розалинда.
- Слушаюсь, - оказывался раз за разом бессильным против продажной бюрократии со всей своей демонической силой Ворон.
” Убей их, убей их всех, до чего же они мерзкие!” - пронеслась мысль загнанного зверька в голове Розалинды, в то время пока Цетон изо всех сил доказывал, что это дочери хозяйки квартиры, а он их опекун, но приставам было все равно:
- Дело в том, что кредит не был погашен вовремя, не хватало двух миллионов, но сейчас уже поздно.
- Вам не сообщили, что хозяйка признана недееспособной и находится на лечении? - злобно бросила Розалинда, однако, как выяснилось, аргументом это не являлось, а еще они добавили:
- По нашим данным, вы тоже недееспособна и находитесь на лечении.
- Ваши данные устарели, документы скоро дойдут из Питера, - недовольно и озлобленно бросила Розалинда.
Ничто не являлось аргументом в пользу Розалинды, и Цетон оказался бессилен что-либо предпринять. Некоторое количество вещей погрузили во все те же чемоданы, чемоданы ушли в бездну багажника взятой напрокат машины и трое потерянных остались бездомными да еще с долгом в два миллиона.
- И что теперь делать? У тебя же было море денег, почему ты ничего не делал? - накинулась Розалинда на слугу.
- Прошу меня извинить за полный провал, моя госпожа, но это были ваши деньги, то, что полагалось вам на книжке, то, что снимал, как ваш опекун, а у меня ничего нет на самом деле, не то, что денег, даже формы.
- Да мне все равно, какая твоя форма. Что делать дальше? Почему это произошло? Ограбь банк что ли!
- Я думаю, именно сейчас самое время наведаться к вашей уважаемой матери, - ответил сосредоточенно Цетон, приглашая зайти вновь в машину, размышляя: ” Странно, все идет не по плану, в игру вмешались лишние фигуры, шашки вместо пешек”.