Выбрать главу

Ненависть выращивала из людей чудовищ.

Еще один выстрел, на этот раз мимо, второй тоже не удался, поцарапав только кончик уха живого трупа. Розалинда начинала злиться на свои неудачи, вскоре расстреляла всю обойму, вспотела, устала, войдя в раж, как будто совсем забыв об Алине, которая слышала влажное жадное дыхание сестры, не понимая, что это месть за нее и за себя. Враги все еще оставались живы, хоть и еще две пули попали в обрубки их тел, теперь таких же уродливых, как души.

- Убей их, Цетон, что-то у меня не получается… Надо бы еще поучиться, но я устала. Вот же, связалась с Вороном, теперь такие развлечения…

То ли она посмеивалась, то ли находилась на грани истерики, а скорее всего из-за льда ни то, ни другое, размышляла дальше, сама собой:

- Что-то скучно становится. И холодно. Дай пальто. Ну что медлишь, убей? А?

Взмах лески все решил быстро и четко, без дальнейших пыток, на любителя которых Цетон не походил, впрочем, его вотчиной оказывались иные пытки…

- Развяжи Алину… - сухо приказывала Розалинда: - Понесешь нас двоих в квартиру, если там нет засады. Я кое-что выяснила: наш враг - женщина.

- Как и ожидалось, - показалось, сам себе ухмыльнулся слуга.

- Что тебе известно? Эй! Что ты скрываешь? В которой раз спрашиваю! - злилась Розалинда, уже прижимая к себе Алину, но холодно, так что девочка все еще не разжимала глаз - к счастью - не осознавая, кто ее спас.

Цетон понес, словно пушинок, неведомыми путями крыш и задворок двух девочек, предварительно скрыв все улики.

- Алина, открой глаза, это я, твоя сестра, Роз… Лилия! - заставила себя назваться старым именем Розалинда, заходя в квартиру, предварительно приказав Цетону обследовать ее на предмет опасности - ничего.

Девочка и впрямь открыла глаза, посмотрела немо на сестру, прижалась к ней в сотый раз, по-видимому, все еще находясь в шоке.

- Ее будут искать в детдоме… - вздохнул Цетон, ожидая нового приказа.

- Так уладь все, как умеешь! - недовольно прикрикнула на него Розалинда. - Я ее уже не отпущу, ты не понял, что ли - нас хотят убить! И тебя тоже.

- Тогда я не могу оставить вас одних, моя госпожа, придется либо идти всем вместе, либо оставить все это на незаконном уровне.

- Завтра решим… Приготовь нам ужин, хотя, я не уверена, что Алина сможет есть. Алина, Алина, ну ответь же что-нибудь? А? Алина? Смотри, что у меня есть! Смотри, а это наш с тобой мишка!

Розалинда где-то в пальто и впрямь бережно спрятала того самого мишку, но эффект он возымел обратный. Едва увидев его, бледное исхудавшее лицо Алины вытянулось, брови поползли наверх, по щекам покатились слезы, превратившиеся в обильные горькие потоки.

“Все-таки неспроста он был закинут в угол, что-то произошло в тот день, то ли ее забрали, то ли мать… А Алина от шока, кажется, онемела, надеюсь, это скоро пройдет. Ладно, все же слезы лучше, чем ступор” - подумала насторожено Розалинда, все оттирая и оттирая своим кружевным платком, казалось, горящий ядом след чужой зловонной слюны со щеки сестры.

- Я могу доверить тебе искупать ее, все-таки маленькая, не застесняется, - отдавала невозмутимо приказы Розалинда. - Я никогда не умела обращаться с детьми.

- Уже выполняю, пойдемте, уважаемая Алина, сестра моей госпожи, - улыбался тепло Цетон, на что девочка как-то легко и податливо отозвалась, как будто ее тяготило общество родной сестры, Розалинда предчувствовала, вновь затворяясь в своем одиночестве, вспоминая, не осталось ли улик, задумчиво рассматривая револьвер, пока Цетон занимался маленькой девочкой не менее трепетно, чем своей госпожой.

Алина… За текущие годы она превращалась в маленькую копию сестры – те же рыжие волосы, чуть более синие яркие глаза, вот только теперь они были полны ужаса и все еще стекленели, что обманывало миниатюрном списком старшей сестры.

Алина рассматривала барабан револьвера недвойного действия, оружие было тяжелым, уже болели руки, а отдача от него сдвигала с места… Девушка поняла, что стрелять тяжело и неинтересно, она сочла свой поступок просто местью, ныне не понимая, какое именно чувство в ней зреет чернеющим фурункулом, сгустком злобы, что-то невыносимым отвращением струилось по ответвлениям мозга. Вскоре это что-то превратилось в ненависть к ним, к мужчинам, похотливым и гнусным нелюдям, не видящим и не понимающим ценности женщины, прекрасного и венценосного союза с ней для продолжения рода людского. Нет, они видели лишь наслаждение, не только последние отморозки, но и обычные, среднестатистические…