- А я, кажется, узнала, наконец, что такое любовь.
- Вы разгадали главную тайну человечества? - скептически усмехнулся слуга, резко сворачивая руль, вцепившись в него обоими руками, будто не желая слышать ответ:
- Почти. Я теперь знаю, что единство в любви, это когда хочется любить весь мир, когда ты есть, когда ты рядом, когда вспоминаешь о тебе, а вспоминаешь, даже не думая всегда, потому что ты согреваешь всегда теплом. И великой радостью наполнено сердце, великой любовью ко всему живому, и хочется помогать и трудиться, а еще как будто танцевать с каждым встречным, точнее, просто окутать его теми же поющими красками, что рвутся из души, ведь раньше я была такой же сизой бесцветной тенью, я жила как на дне, в омуте водорослей, а потом вдруг освободилась благодаря тебе, и вся радость других, твоя радость сливаются воедино… И чем больше я отдаю, тем больше получаю… Это радость… И не надо сдерживать ее, ведь так легко дарить… Ну вот… Слова иссякают…
Голос девушки, вначале вдруг такой живой и воодушевленный, начал меркнуть, она окончательно проснулась, мир снова впился в нее, тиски реальности скрежетали жвалами. Взгляд ее потух, речь снова превратилась в сдержанный диалог, продолжала как будто пристыженно:
- Только не подумай, что под словом “ты” подразумевался ты.
- Я и не думаю, вы весьма точно интерпретировали вкратце Фромма. Я бы хотел узнать, почему леди ваших лет уже прочитала столько труднейших работ ученых мужей?
- Я почти не читала художественную литературу… Переживания героев никогда не объясняли мне, что делать именно мне, какой пример с них брать, ведь я совсем другая, я не Маша Троекурова, не капитанская дочь, ни Тамара… Хотя… Тамара?
В этот момент Розалинда с недоверием поглядела на Ворона, словно сравнивая его с кем-то, встряхнула головой, словно отгоняя бредовый сон, но все же сухо ответила, покраснев и отвернувшись:
- Да, не Тамара, я же еще жива после твоего поцелуя…
На это Цетон едва не рассмеялся, заставив себя не будить Алину, отозвался, скромничая:
- Что вы, в самом деле, госпожа, я все же не демон, я обычный Ворон Отчаяния, не более, не более.
- Ладно, - торопливо отозвалась, не веря и не понимая Розалинда: - Долго еще ехать? И что мы скажем, в конце концов, что она сбежала и мы возвращаем? А если обвинят в похищении?
” Ох… Я чувствую себя ребенком, совершенно потерянным ребенком, который не встроен в жизнь общества, - размышляла девушка, с ужасом осознавая, что при любом столкновении с реальностью обнаруживает себя в непредвиденном автоматизированном переходе в спящий режим полнейшего отсутствия ощущения происходящего. Тем не менее, машина остановилась и предстояло что-то доказать в администрации детдома.
Розалинда с надеждой смотрела на слугу, не исключая при этом, что именно он может выкинуть какой-нибудь премерзкий фокус, в согласии со сценарием своей неизменной игры.
Алина, сонно потирая ладонями глаза и жалобно вздыхая, едва вышла из машины, сразу вцепилась в верный край пиджака Цетона, как будто Ворон вселял в нее больше доверия, чем родная сестра. Возможно, хоть она и не видела, она все-таки явно слышала, что стреляла по живым мишеням именно сестра, хоть и не понимала, кто убил всех врагов. Жестокость, очевидно, не связывалась в ее памяти с образом Лилии, если таковой вообще мог присутствовать у маленького ребенка, который только и видел закрытую дверь сестриной комнаты в свое время. Розалинда уже и не пыталась противостоять этой перемен приоритетов, доверие - вещь иллюзорная, хоть и значимая, лучше доверять “правильным” людям, от них больше выгоды. А любовь… При чем до жизни любовь?
========== Часть 12 ==========
Так и шла Розалинда, не заметив, что вслед за сестрой все больше приближается, стремясь прижаться, к слуге, как будто пугаясь собственной тени, будто бы он являлся своеобразным подвижным щитом. Однако Розалинда на самом деле безотчетно боялась не встречи с администрацией, а короткого, но пронзительного общества маленьких сирот, которые с самого раннего возраста обречены не научится понимать в полной мере, что такое любовь из-за отсутствия настоящей матери, отца, вообще близких, в какой-то мере кто-то имел шанс научиться счастливо жить, построить свое миросознание на воспоминаниях о том детстве, в котором еще все были живы, а кто-то не получил даже крошечной толики этого тепла, первоосновы и смысла и был обречен продвигаться в потемках наощупь сквозь свою непонятную жизнь в огромном, напитанном сквозняками, мире.